Я сижу на омываемом ласковыми волнами Черного моря песке, ноги в прохладной воде, на голове панамка с надписью «Золотой берег Крыма» в руках пластиковый стакан с пивом. Пышная шапка пены только что осела, и в светло-желтой, прохладной жидкости хорошо видны трассы бегущих к поверхности пузырьков газа. Хорошо. На лежаке за спиной, вся в каплях искрящейся на солнце воды, стоит большая эмалированная миска с холодными фруктами, жена только что достала ее из термозащитной сумки: большие, надутые, иссиня-черные сливы, которые, кажется, прямо сейчас лопнут от переполняющего их светлого, янтарного сока. Покрытые нежным пушком персики, окрашенные в мощную световую гамму от бледно-розового до интенсивно красного, на одном из персиков лопнула кожура, наполняя окружающее пространство неповторимым запахом амброзии и персикового томления. С края миски свешивается большая кисть прозрачного винограда, кажется, что у ягод отсутствует кожица, и мелкие виноградные косточки возлежат в освежающей влаге мякоти виноградинки. Нет сил больше терпеть, прерываю рассказ и впиваюсь зубами в восхитительные фрукты, так что сок течет по подбородку. Потом возвращаюсь к пиву. Становится еще лучше.
Справа от меня на лежаке сидит шахтер Сергей из Прокопьевска. Он вчера познакомился с медсестрой Светой из захолустной российской Кинешмы и сейчас рассказывает ей о трудностях добычи угля в условиях высокой загазованности пластов метаном. Пассия слушает, параллельно стреляя глазами по пляжу. Вообще-то Серега не для того уже два дня подряд знакомится со всеми женщинами от 15 до 55, что бы рассказать им о нелегкой доле горняка. Но ни о чем другом он говорить не умеет, он в детстве «Рембрандта не читал» и не знает, как сказать Светке, что он от нее действительно хочет. Все же, ему удается пригласить даму вечером в ресторан. Там Серега выпьет, у него развяжется язык и, может быть, у него получится то, за чем он бегает эти два дня. Я мысленно желаю ему удачи.
Слева на брошенном на песок полотенце сидит заросший волосами по самые уши грузин Гоги. В руках у него газета, которую он держит кверху ногами, но ему не до таких мелочей. В газете Гоги провертел две дырки для глаз и сейчас увлечен разглядыванием нескольких молодых красавиц, загорающих топлесс на лежаках неподалеку от нас. Они похожи на львиц, отдыхающих в африканской саванне после сытного обеда. Внезапно одна из львиц выходит из своего летаргического загарного оцепенения и просит подругу натереть ее защитным кремом от солнца.
Единственные, кто не обращает никакого внимания на окружающих, это четверо пузатых мужчин среднего возраста, уже четвертый день кряду ожесточенно пишущие пульку. По-моему, преферансисты делают это, не прерываясь даже для еды. Шашлыки и колу официант пляжного ресторана приносит им прямо на место. Они не замечают своих покрасневших спин и начавших лупиться ушей, с азартом выкрикивая: «марьяж», «ушел за два виста», «трефа козырь», «мизер», «знал бы прикуп, жил бы в Сочи». После каждой пули игроки передают друг другу солидные пачки денег и тут же начинают расписывать новый лист. Вопрос с проведением культурного отдыха у этой четверки надежно решен.
Возле ведущей на пляж лестницы, как памятник самому себе, стоит белокурый, двухметровый атлет с лицом викинга. Это латыш Айварс – автомеханик из Елгавы. Целый год он по вечерам потеет в фитнесклубе, что бы две недели в году красоваться на пляже, привлекая к себе любопытные взгляды отдыхающих. Он не знакомиться, не ищет контактов, просто красуется во всей своей мужской ипостаси, на потеху себе и публике. Это смысл его жизни.
Ну, в какой Испании вы найдете такой пляж?
Иду в море с надувным матрасом, маской для ныряния и дыхательной трубкой. Через маску хорошо видно песчаное дно с кипучей подводной жизнью. Быстро перебирая ногами, по своим делам спешит краб, поднимая со дна облачко песка; внезапно со дна всплывает маленькая камбала, которую я не увидел и на расстоянии вытянутой руки; быстрой тенью пролетает пара морских коньков. Стайки рыб самых причудливых расцветок общипывают поросшие водорослями камни, песок на дне усеян ракушками с причудливыми завитушками. Рядом ныряют дочерна загорелые подростки с выбеленными солнцем волосами. Они собирают эти ракушки, что бы потом сделать из них амулеты и повесить на шею. Крупные ракушки обрабатываются и продаются на каждом углу как сувенир для туристов.
В детстве я тоже нырял за ракушками и делал амулет, дома он напоминал мне о безвозвратно ушедшем лете. Большие ракушки можно было приложить к уху и услышать звук прибоя и шелест морских волн. Одну такую ракушку с дыркой я неожиданно нашел, когда собирался в Германию. Эту безделушку я тогда выкинул. Спустя много лет опять ныряю в Черное море, выбираю самую красивую ракушку. Потом, тайно, чтобы никто не видел и не засмеялся, сделаю из нее амулет. Как тогда, в далеком детстве хочется верить, что он принесет счастье.
Беру напрокат водный велосипед и катаюсь на нем с дочерью. На нас надеты оранжевые спасательные жилеты, мы интенсивно крутим педали, и быстро становимся мокрыми от долетающих до нас брызг от лопастей колес. Потом, отплыв подальше от берега, ныряем в незамутненную отдыхающими воду Черного моря. Жилеты держат нас на поверхности воды – тонкой черте между бесконечно голубым небом и такой же бездонной бирюзово-синей морской водой. Наплававшись, мы садимся на велосипед и, неспешно крутя педали, едем к берегу. Потом мы пообедаем в одном из бесчисленных пляжных кафе, откуда доносится восхитительный запах жарящегося шашлыка, хачапури, плова и хлебного кваса. Я надеюсь, что дочь надолго запомнит это лето, это море, эти фрукты, эти шашлыки и катание с отцом на водном велосипеде, как запахи своего детства.
