© hikrcn - AdobeStock

В Европе и, в частности, в Германии началом так называемой «волны беженцев», в основном из стран Ближнего Востока, считают август 2015 года, когда канцлер ФРГ Ангела Меркель высказала свое «приглашение» сирийцам, пообещав приютить всех, кто бежит от сирийской войны и разрухи.

Ее слова охотно восприняли не только сирийцы, но и иракцы, иранцы, ливанцы, ливийцы, алжирцы, тунисцы – все, кто решил, что «мама Ангела» все равно не разберет, из какой страны прибыл тот или иной беженец без документов и от чего именно он бежал. Более того – за «сирийцев» в течение этих лет выдавали себя уже даже албанцы-косовары, боснийцы, афганцы … все, кто соблазнился теплым местечком и социальной помощью.

Тем не менее, следует признать, что основную массу беженцев все же действительно составили те, кто пытался бежать от войны – и таких людей в Германии собралось за это время около полутора миллионов. Что же произошло с тех пор, и во что обошлась немцам эта волна?

«Wir schaffen das» – призвала в 2015-м Ангела Меркель жителей ФРГ. «Мы справимся с этим!». Этот призыв вошел в историю так же, как «Yes, we can!» Барака Обамы и «Ich bin ein Berliner» Джона Ф. Кеннеди – фраза, знаменующая собой исторические изменения. Только у Обамы она означала начало новой политики США в мире, у Кеннеди – начало масштабной помощи, направленной на преодоление советской блокады Берлина, а вот у Меркель она обозначила начало общеевропейского кризиса, связанного с неслыханным потоком арабских беженцев. Миллионы людей побежали в Европу (большинство – именно в Германию). Фотографии переполненных убежищ, огромных пеших колонн, тысяч людей, которые штурмовали пограничные сооружения, заполонили мировые СМИ. Все это вместе давало устойчивое впечатление, что ситуация вышла из-под контроля.

Но какие государства, собственно, наиболее пострадали от этого кризиса и во что он им обошелся? Сколько людей действительно прибежали в Германию с августа 2015 года? Как они интегрировались в ФРГ?

К кому больше прибежали?

Кризис беженцев, прежде всего, напугал европейцев. Скажем, те же немцы, прежде всего, боялись (и боятся до сих пор) разрушения таких важных общественных структур, как социальное государство, система школьного образования и государственного регулирования. Более половины респондентов соцопросов признавались, что опасаются конфликтов и социального напряжения.

При этом бытует устойчивое представление, что большинство беженцев попали именно в Европу. Однако цифры, которые обнародовал Верховный комиссариат по делам беженцев ООН (UNHCR), демонстрируют несколько иную картину. Лишь примерно каждый десятый беженец в мире находится в Европе. Больше всего беженцев из Сирии отправились в страны, имеющие непосредственные границы с ней: в Турцию, Пакистан и Ливан.

Так, например, сейчас каждый шестой житель Ливана – сирийский беженец. Чтобы получить подобное соотношение, Германия должна была бы принять у себя примерно 14 млн сирийцев.

В целом, среди стран, которые приютили сирийцев, Германия со своим 1,5 млн занимает пятое место, но среди стран Евросоюза – первое. На втором – Франция, принявшая примерно полмиллиона, на третьем – Италия, которая приняла около 300 тысяч.

В декабре 2018 года, по данным UNHCR, в мире в бега подались 70,8 млн человек. Это самая большая цифра, которую ООН вообще регистрировала когда-либо.

Сколько же людей попали с 2015 года в Германию? Как утверждает Федеральное бюро статистики ФРГ, с 2012 года и по 2015-й (то есть до начала кризиса) в страну прибывало ежегодно примерно 1,5 млн человек. Это нормальная миграция в такой большой индустриальной стране, как Германия. Начиная с 2015 года наметилось заметное ее увеличение. В 2015-м прибыли 2,1 млн. Затем количество прибывших снова нормализовалась: в 2018 году прибыли снова 1,5 млн. Если вычесть количество тех, кто уехали, то можно понять, насколько велика была, собственно, миграция в страну. В течение последних 4 лет, в общем, прибыло на 2.455.106 человек больше, чем выехало. Из этого числа, по данным UNHCR, 1,5 млн – беженцы из «горячих точек». То есть просто жить и работать в Германии осталось менее миллиона человек, а 1,5 млн – это те, кто прибыл в качестве беженцев.

© doom.ko - AdobeStock

Увеличение иммиграции было отмечено во всем Евросоюзе. Для сравнения цифр в Европе следует взглянуть на то же «сальдо» в разных странах – сколько приехало, сколько уехало, сколько осталось. Это позволяет представить, сколько мигрантов приходится на тысячу жителей той или иной страны.

Последние данные Евростата датированы 2017 годом. Согласно им, первые три места в Европе занимают Мальта (31 мигрант на 1000 населения), Исландия (24/1000) и Люксембург (16/1000). Германия занимает шестое место – 6/1000.

Федеральное управление по делам мигрантов и беженцев (BAMF) пыталось в 2018 году подсчитать объем расходов, вызванных кризисом беженцев. Точных цифр у них не получилось. Попытка подсчета, которую сделала группа специалистов Института немецкой экономики, тоже провалилась. Потому что, с одной стороны, принятие беженцев влияет на большое количество отраслей – такие, как рынок жилья, коммунальное и городское управление, школьное образование. С другой – не удается учесть множество частных пожертвований и расходы благотворительных организаций.

Приблизительный ответ на вопрос, сколько было потрачено на кризис, дается в докладах немецкого правительства 2017 и 2018 гг. с бюрократическим названием «Доклад федерального правительства о правительственных мерах по поддержке земель и коммун в области расходов на беженцев и их интеграцию и об использовании землями этих средств в 2018 году». По данным этого документа, правительство предоставило в 2018 году коммунам 7,5 млрд евро, для того чтобы разместить и интегрировать беженцев. Кроме того, 15,5 млрд было предоставлено федеральным землям. К этому следует добавить расходы пограничной службы и судов. Плюс 7,9 млрд, которые были предоставлены странам, откуда прибыло наибольшее количество беженцев, для того чтобы бороться с причинами миграции на местах. Итого получается около 23 млрд евро в 2018 году.

Годом ранее, в 2017-м, эта цифра составляла 20,8 млрд евро. По данным BAMF, с 2015-го дополнительные коммунальные и муниципальные расходы составляли ежегодно примерно 7 млрд евро.

Интеграция – да или нет?

Наибольшее количество беженцев прибыла в Европу в период между июнем 2015-го и мартом 2016 года. В это время европейские правительства были вынуждены реагировать очень быстро. В Германии отдельно для принятия, размещения и обеспечения соискателей убежища правительство было вынуждено дополнительно израсходовать в течение двух лет миллиард евро. В 2017 году эта сумма выросла и составила 1,5 млрд евро.

Решающим фактором интеграции всех этих людей является то, насколько быстро соискатели политубежища могут быть интегрированы в трудовой рынок. По статистике Федерального агентства труда, датированной июлем 2019 года, работу нашли себе 28,3% беженцев – это на 5,7% больше, чем в прошлом году. Для сравнения: среди немцев уровень занятости составляет 62,2%, среди иностранцев из стран ЕС – 56%.

Как утверждает агентство, основная причина низкой занятости среди трудоспособных беженцев – это то, что многие из них находятся на интеграционных курсах или на учебе. Эти люди не учитываются статистикой. Кроме того, соискателям политубежища сначала должны предоставить статус беженца, чтобы они получили право работать – а это может занимать несколько месяцев. Многие беженцы в настоящее время вынуждены бездельничать.

С одной стороны – немецкие предприятия теряют таким образом рабочую силу, с другой – это усиливает разочарование и негативные эмоции среди беженцев. При этом прошлые годы четко продемонстрировали, что европейский высокотехнологичный рынок труда, прежде всего, остается приспособленным для местного населения, в то время как беженцы, большей частью происходящие из бедных арабских стран, в большинстве своем не в состоянии продемонстрировать необходимый уровень образования и навыков. Молодежь идет учиться, но это требует гораздо больше времени, чем это представляли себе «архитекторы интеграции» в 2015 году.

Кроме того, огромное значение имеет фактор знания языка. Исследования Института трудового и профессионального рынка (IAB) показали, что в целом знание немецкого среди арабских беженцев в течение этих лет улучшилось. Так, в ходе опроса в 2017 году более трети (39%) респондентов ответили, что хорошо или очень хорошо знают немецкий, при этом среди мужчин этот показатель составлял 44%, а среди женщин – 26%. При этом, на момент прибытия в Германию, 90% из них вообще не знали немецкого.

Большая проблема заключается, однако, в том, что почти две трети беженцев за эти четыре года так и не выучили немецкий язык и, соответственно, не могут рассчитывать на рабочие места. Таким образом – остаются нагрузкой на немецкую социальную систему, а также – фактором беспокойства для немцев.

Werbung