Общество „Росинка“ , в лице дипломированного книговеда Светланы Ивановой продолжает рассказывать нам о книгах прошлого и современности, которые, как считает автор статьи, необходимы каждому интеллигентному человеку.
В онлайн каталогах  на сайте „Росинки“ Вы сможете найти данную книгу, а также задать вопросы Светлане Витальевне.
В наше время супергероев и культа успешных людей «Доктора Живаго» стоит прочитать обыкновенному, не самому удачливому человеку, если такие, конечно, остались. Может тогда получится внутренне расслабиться и не так уж переживать «за бесцельно прожитые годы».
«Я не читал роман Пастернака «Доктор Живаго», но осуждаю», – именно так начинались организованные и не очень обличительные митинги, письма протеста возмущенных граждан. Похоже на фарс. Но в 1955 году сделать это не было никакой возможности, ведь роман тогда так и не был опубликован в Советском Союзе. Интересно разобраться, а мы, теперешние, читали и… что?
Для меня Пастернак начался со стихотворных отрывков в книгах Владимира Леви: «надо оставлять пробелы в судьбе, а не среди бумаг», «всю жизнь я быть хотел как все, но век в своей красе сильнее моего нытья и хочет быть как я», эти и другие строки очаровывали своей музыкальностью, неправильностью, простотой и какой-то нужностью.
А потом пришел черед и «Доктора Живаго». Я читала его уже не помню сколько раз, для меня это одна из тех книг, к которым возвращаешься в течение жизни, как «Война и мир», ты сам растешь и развиваешься, а эти книги растут и меняются вместе с тобой.
Пастернак произвел на меня крайне необычное впечатление. Я человек с высшим книговедческим образованием, читающий, как дышащий, залпом проглотила «Доктора Живаго» и… не уловила сюжетную линию, да, я все прочла, да, мне очень понравилось, меня обворожила словесная музыка, но о чем этот роман, что там в точности происходит? Пришлось сразу же перечитывать заново, изо всех сил пытаясь не поддаться колдовским чарам пастернаковского слова. На этот раз стал понятен сюжет.
Но в «Докторе Живаго» столько граней, оттенков, слоев, что перечитывать его можно бессчетное число раз и все время, как будто впервые.
Мне, например, очень близка такая мысль Бориса Леонидовича. Разговаривают сам доктор Юрий Андреевич и его друзья детства Гордон и Дудоров: «Его друзьям не хватало нужных выражений. Они не владели даром речи. В восполнение бедного словаря они, разговаривая, расхаживали по комнате, затягиваясь папиросою, размахивали руками, по несколько раз повторяли одно и то же… Гордон и Дудоров принадлежали к хорошему профессорскому кругу. Они проводили жизнь среди хороших книг, хороших мыслителей, хороших композиторов, хорошей, всегда, вчера и сегодня хорошей, и только хорошей музыки, и они не знали, что бедствие среднего вкуса хуже бедствия безвкусицы».
О много заставляет задуматься и один из финальных эпизодов, когда доктор едет в трамвае на свое новое после длительного перерыва место работы. Трамвай то идет вперед, то надолго останавливается, а Юрий Андреевич наблюдает, как за окном то появляется, то исчезает из поля зрения прилично одетая старая дама. Доктор мысленно пытается провести параллель с жизнью, ведь люди двигаются и по жизненному пути таким же образом, то нагоняя один другого, то останавливаясь, то далеко забегая вперед и никогда нельзя с уверенностью сказать, сколько же кому из нас отпущено. Юрию Андреевичу становится плохо с сердцем в трамвае, он пытается открыть окно, ничего не получается, потом, когда наконец удается прорваться сквозь толпу пассажиров и вырваться на улицу, силы покидают его и он умирает прямо на мостовой, а хорошо одетая пожилая дама продолжает двигаться вперед навстречу своей судьбе. И ни доктор, ни дама, так и не узнали друг друга, хотя в начале Первой мировой войны они работали вместе в одном из провинциальных госпиталей, и казалось, что Юрию Андреевичу предстоит долгая и счастливая жизнь, а мадемуазель Флери уже тогда была стара и больна.
Словом, очень советую, не поленитесь, откройте томик Пастернака и быть может ответы на многие вопросы, не дающие Вами покоя, придут с именно с этих страниц. Приятного чтения.

Werbung