Новогодние события на кёльнском центральном вокзале вызвали лавину негатива в социальных сетях. В немецком обществе, как в любом другом, есть люди, не имеющие устоявшихся политических взглядов. Они не „левые“ и не „правые“, не читают „Mein Kampf“, не ходят на демонстрации Pegida и не знают, кто возглавляет партию АдГ. Таких людей очень много – не большинство ли?
События в Париже, а затем в Кёльне оправдали страхи или, скорее, ожидания, крайне правых и крайне левых, развязав им руки: «Мы ведь предупреждали!». И вот немецкий обыватель, толерантность которого к чужеземцам уже пошатнулась, начинает «постить» и «перепостить» свою позицию, пока ещё несколько дистанцируясь от неё вводными словами: «Ich bin kein Nazi, aber…», – и дальше то, что нашёптывается ему в правое или левое ухо.
Глеб Жеглов говорил: правопорядок в стране определяется не наличием воров, а умением властей их обезвреживать. Если власти не дадут жёсткого ответа тому, что фарисейски называется „другая культура“, бюргер обратится за таким ответом к тому, кто обозначит готовность его дать. Нетрудно сообразить, кто это будет.
Восток – дело тонкое
Мы знаем, что на политическом поле есть левые, правые, центристы и комбинации смежных позиций (право-центристы и лево-центристы). Но ещё со времён Грегора Штрассера, создателя и главного идеолога НСДАП, известен термин „Третья позиция“ – эклектическое сочетание левых и правых взглядов. Мы писали о «кверфронте» – политическом компромиссе между ультраправыми и ультралевыми. Их лозунги – „нет“ глобализации, Америке и… евреям. Кверфронт особенно успешен в Тюрингии и других землях бывшей ГДР.
Данные, приведённые порталом «Statista», показывают, что приверженцы Левой партии занимают второе место после АдГ по поддержке Pegida антиисламистского движения правого толка.
По данным Stiftung Amadeu Antonio и организации Pro Asyl, наибольшее количество преступлений и демонстраций против беженцев случаются в восточной части Германии на территории бывшей ГДР, где в течение 40 лет правили левые. На вопрос: «Может ли Левая партия править страной?», – только половина опрашиваемых ответила: „Нет“. (В Западной Германии не видят левых у руля страны 69%).
Почему же организации, столь причудливо соединяющие антиамериканизм, антисемитизм, а теперь и антиисламизм, пользуются успехом именно в землях бывшей ГДР?
Вспомним, как американцы реализовывали послевоенную программу денацификации. Почтенные бюргеры в добротных довоенных костюмах и туфлях и их жёны доставлялись к месту массовых захоронений и были вынуждены раскапывать могилы и перемещать останки в подобающие места. Вы видели скромные обелиски на кладбищах с надписью: „Здесь захоронены 4520 советских военнопленных“? Хотите представить себе ощущения людей, занимающихся такой эксгумацией? И какую вакцинацию против национал-социализма они получили?
В основе же социалистического государства, как декларировалось, лежит антифашистское мировоззрение, а раз так, то нацизма в нём не может быть по определению. Для закрепления рефлекса можно спеть коммунистический гимн – и денацификация состоялась.
А был ли в ГДР антисемитизм? Известный левый политик, еврей по происхождению, Грегор Гизи, чей отец был министром культуры ГДР в 1966-73 годах, в интервью Die Welt отвечает на этот вопрос: «Едва ли. Что было, это скорее враждебное отношение к интеллектуалам. Кое-что меня, однако, заставило задуматься: после шестидневной войны евреям ГДР позвонили и попросили их подписать антиизраильскую петицию. Я спросил отца: у кого и откуда был данный список со всеми этими именами? Он этого не знал».
Антисемитизма не было, а список был. Участвовало ли «антифашистское» население ГДР в опале «внутренних врагов» или этим занималась только „система“? За ответом обратимся к Сергею Довлатову: «Мы без конца ругаем товарища Сталина, и, разумеется, за дело. И всё же я хочу спросить: кто написал четыре миллиона доносов?»
Интеграция – встречное движение
Интеграция прибывающих беженцев однозначно необходима. Есть стороны чужого менталитета, с которыми европеец может смириться и относиться к ним толерантно, даже получать удовольствие, изучая чужую культуру. Однако с варварским отношением к женщинам в Европе делать нечего.
Зададимся вопросом: а могло ли такое произойти в странах, откуда прибыли носители „другой культуры“? И ответим: нет, не могло. Там действует принцип коллективной ответственности, и от отцов, дядьёв и братьев потерпевших женщин мало не показалось бы ни самим насильникам, ни всему их роду до аллах его знает какого колена. Вы можете возразить: а как же события на площади Тахрир в Каире? А там была как раз „кёльнская“ ситуация – неконтролируемая толпа, „анонимность“ преступников, т.е. ситуация, когда преступление остаётся без наказания.
В Германии очень любят произносить слово „интеграция“, но боятся действовать: за попытки воздействовать на „другую культуру“ можно сойти за фашиста. Но наступил момент истины – если несколько сотен уголовных преступлений, совершённых в Кёльне, останутся без наказания, правоохранительная система Германии не отмоется от этого позора никогда.
На востоке Германии обвинений в фашизме боятся меньше, поскольку там борются с мировым фашизмом с 1949 года – в последнее время поджиганием лагерей для беженцев, избиением людей с подозрительным цветом кожи. Допустимы ли такие формы борьбы? Не нужно ли и борцам с фашизмом пройти интеграционный курс? Или хотя бы короткий курс о правой и левой политиках, пока Германия не стала сплошным кверфронтом?
Пока что как раз маргиналы интегрируют в свои ряды всё большее количество немецких обывателей через социальные сети: «Ich bin kein Nazi, aber…»
Круг замкнулся?
Графически можно представить себе все политические силы в виде некоего отрезка прямой, на котором с левой стороны – крайне левые, с правой – крайне правые. А теперь возьмём этот виртуальный отрезок и согнём его в кольцо. Где окажутся крайне левые и крайне правые? Правильно, в одной точке.
Депутат бундестага и Европарламента от Левых Сара Вагенкнехт недавно заявила: „Кто злоупотребил гостеприимством, должен быть лишён права на гостеприимство“. И добавила: „Это чёткая политика Левых“.
Услышав это, одни поверили своим ушам, другие – не очень.
С „правой“ стороны раздались аплодисменты.
„Левая“ определённо раскололась. Муж Вагенкнехт, небезызвестный Оскар Лафонтен, реагировал так: „Успех правых – это всегда провал левых. Если мы не отзовёмся на страхи простых людей, за нас это сделают правые“.
Но так думают далеко не все левые. Лидер фракции в ландтаге Саксонии-Анхальт Вульф Галлерт полагает, что сила партии – в толерантности и терпении. А его коллега из Тюрингии Мартина Реннерт заявляет, что риторика Вагенкнехт в точности повторяет высказывания бывшего канцлера Герхарда Шрёдера двадцатилетней давности и возвращает Левых в 90-е.
Итак, левые раскололись, и ближе к правым оказались те, кто был левее всех.
Ещё один „кверфронт“?
Начало 2016 года получилось в Германии очень тревожным. В считанные дни общество охватил „кёльнский синдром“. Могло ли подобное произойти в Дрездене? Вряд ли. Там бы в ответ могла случиться и „ночь длинных ножей“.
Повторюсь: сейчас для государственной власти наступил момент истины: если государство не сможет адекватно отреагировать на вызов, ниша будет незамедлительно заполнена – „свято место“ пусто не бывает. У германского общества возник вопрос, от которого оно успело отвыкнуть: а кто способен нас защитить? От того, кто первым ответит на этот вопрос, зависит, кто будет руководить страной в ближайшие годы. Причём у популистов позиция предпочтительнее – им на этом этапе достаточно громко обещать, а действующей власти, простите за тавтологию, нужно действовать – быстро, эффективно и при этом без перегибов. Если же те, кто возьмётся наводить „порядок“, перехватят у государства функцию насилия – жди беды. В числе прочих, в этом таится и такая опасность: в числе их врагов после исламистов через запятую значатся евреи.
Ich bin kein Nazi, aber…
