Так назвали критики Бертольда Брехта (1898-1956) — немецкого драматурга, создателя «эпического» театра, основателя театра «Берлинер ансамбль». К тому же был Брехт поэтом, прозаиком, теоретиком драмы, режиссёром. Классикой сцены стали его пьесы «Трёхгрошовая опера», «Мамаша Кураж и её дети», «Добрый человек из Сезуана», «Жизнь Галилея».
Беспокойная юность
Бертольд Брехт (имя при рождении Ойген Бертхольд Фридрих Брехт – Eugen Berthold Friedrich Brecht) родился в Аугсбурге 10 февраля 1898 года. Отец его был директором фабрики. С шести лет мальчик учился в народной школе францисканского монашеского ордена, а в десять его отдали в Баварскую королевскую реальную гимназию. Радужных воспоминаний гимназия у ученика не оставила. В 1922 году он со свойственным ему чувством юмора писал: «За время моего девятилетнего пребывания … в гимназии мне не удалось сколько-нибудь существенно способствовать умственному развитию моих учителей. Они же неустанно укрепляли во мне волю к свободе и независимости».
Уже в школьные годы Ойген, как называли писателя в детстве, начал сочинять стихи. С 1914 года он регулярно публиковал их в местной печати, а также рассказы, эссе и театральные рецензии. В кабаре, а то и просто на улице исполнял свои песни под гитару.
После окончания гимназии в 1917 г. Брехт поступает в Мюнхенский университет Людвига Максимилиана на медицинский факультет. Но и здесь особым прилежанием не отличался, будучи поглощён сочинительством. «Я слушал лекции по медицине, а учился игре на гитаре», – скажет он. Студенческая жизнь продолжалась недолго. Шла Первая мировая война, и с октября 1918-го студент, а теперь призывник, Брехт зачислен на службу санитаром в один из госпиталей Аугсбурга. Здесь он увидел изнанку войны – искалеченных, израненных солдат, поступавших с полей сражений. Отвращение к войне, боль за раненых и гибнущих, отправляемых недолеченными снова на передовую вылилась в антивоенную балладу «Легенда о мёртвом солдате». Написана она в конце 1918 года и принесла 20-летнему автору широкую известность.
Легенда повествует: «Четыре года длился бой,/ А мир не наступал./ Солдат махнул на всё рукой,/ И смертью героя пал./ Однако шла война ещё./ Был кайзер огорчён:/ Солдат расстроил весь расчёт,/ Не вовремя умер он». Солдата выкопали из могилы, врачи признали его годным к строевой и отправили на передовую. «А так как солдат изрядно вонял -/ Шёл перед ним поп, / Который кадилом вокруг махал,/ Вонь заглушить чтоб…/ И снова солдат, как учили его, / Умер, как герой». Брехт написал к «Легенде…» музыку в стиле песни шарманщика, и балладу стали исполнять повсеместно. Именно на создание этой баллады указывали нацисты как на одну из причин лишения автора немецкого гражданства в 1935 году.
Революционные «бурные события 1918 года» увлекли Брехта. Он избирается в Аугсбургский Совет рабочих и солдатских депутатов, участвует в траурном митинге памяти Розы Люксембург и Карла Либкнехта, сотрудничает в газете «Фольксвилле» – органе Независимой социал-демократической партии. Стал даже членом этой партии, но пробыл недолго, поскольку в то время, по его выражению, «страдал отсутствием политических убеждений».
Трудная дорога к сцене
По окончании войны Брехт вернулся в Мюнхенский университет. Но учебным занятиям он предпочитал посещение театров и литературных кабаре. Через два года нерадивого студента отчислили из-за непосещаемости. Начал и сам приобщаться к драматургии, но с большим трудом. В 1919 году он представил в мюнхенский театр Каммершпиле две свои первые пьесы «Ваал» и «Барабаны в ночи». «Ваал» – имя древнего финикийского божества, которое автор даёт главному герою – поэту и скитальцу. В строго регламентированном современном обществе Ваал хочет быть свободным и независимым, он презирает законы цивилизации, его поэзия агрессивна по отношению ко всему человечеству. Не менее эпатажным является и герой второй драмы Андреас Краглер. После четырёх лет войны Краглер возвращается домой и попадает на помолвку своей невесты Анны с фабрикантом Мурком. Солдат отправляется в кабаки, в районы, где бушуют страсти революционно настроенных пролетариев. Покинутый жених готов к ним присоединиться, но Анна пускается за ним следом и зовёт его. Краглер заявляет своим новым революционным сподвижникам и публике, что героической смерти за идею он предпочитает домашнее счастье.
Литературным советником театра был тогда Леон Фейхтвангер, известный драматург и беллетрист; к нему и принёс начинающий автор свои пьесы. Фейхтвангер вспоминает о первом впечатлении: «…вошёл очень молодой человек, тщедушный, плохо бритый, небрежно одетый. Он жался к стенам, говорил на швабском диалекте…». Фейхтвангера поразила новизна «Барабанов в ночи»: «Люди в этой пьесе говорили диким и сильным языком, независимым от моды, не вычитанным из книг, а услышанным от народа…». Ещё больше удивления вызвала пьеса «Ваал», которая «оказалась ещё более дикой, ещё более хаотичной и совершенно великолепной». Несмотря на поддержку литературного советника, пьесы тогда не были приняты театром, а между драматургами завязались дружеские отношения.
Отказы не смущали жизнестойкого автора. Он пытается заинтересовать своими произведениями берлинские театры, но тоже безуспешно.
И на режиссёрском поприще на первых порах неудача: взялся за постановку драмы Броннена «Отцеубийство», но скоро был отстранён от работы из-за конфликта с ведущим исполнителем. Ещё одна попытка – кинематограф. Несколько его сценариев приняты не были, а снятый короткометражный фильм «Мистерии одной парикмахерской» не был пущен в прокат.
И, наконец, успех!
29 сентября 1922 года в мюнхенском Каммершпиле состоялась премьера пьесы «Барабаны в ночи». Исторический день – это первая постановка драматурга и режиссёра в театре. Его переводчик Лев Копелев в биографической книге о нём так описывает это событие: «Зрителей готовили к необычному зрелищу. В зале развешаны плакаты с диковинными текстами: „Каждый сам себе лучше всех“, „Своя шкура всего дороже“, „Нечего таращиться так романтично“… Висит круглая луна. Каждый раз перед появлением главного героя… луна багровеет. В последнем акте звучит „Марсельеза“, хрипло, из граммофонной трубы – нарочито прямолинейный символ». Занавес закрывается – и наряду с возмущёнными возгласами: «Идиотский балаган!.. Кто этот наглец Брехт?..», крики «Браво!» и продолжительные аплодисменты. Спектакль получил не только одобрение публики, но и хвалебные отзывы прессы. Известный берлинский критик Герберт Иеринг с восторгом принял пьесу: «В один вечер 24-летний Берт Брехт изменил поэтический облик Германии. С Бертом Брехтом мы обрели новое звучание, новую мелодию, новое видение времени».
В октябре автор зачислен в штат театра Каммершпиль как драматург и режиссёр. 3 ноября состоялась женитьба Брехта и певицы Марианны Цофф. Свидетели бракосочетания – ближайшие друзья: драматург и прозаик Леон Фейхтвангер и школьный приятель художник Каспар Неер, в будущем оформитель многих постановок Брехта. На следующий год родилась дочь Ганна. Забегая вперёд, скажем, что брак оказался недолгим. В 1924 году Брехт познакомился с австрийской актрисой Хеленой Вайлер. Вспыхнула взаимная любовь. Получив в 1929 году развод с Марианной, Брехт оформил брак с Вайлер, которая стала успешной исполнительницей главных ролей многих спектаклей мужа.
В декабре 1924 года прошла постановка «Барабанов» в берлинском Немецком театре. За этот спектакль молодому драматургу была присвоена премия им. Г. Клейста с выплатой 10.000 марок. С этого времени пьесы Брехта, в том числе и написанную в 1921-м «В чаще городов», ставили в разных театрах страны. Новаторство их пробивалось с трудом; бывали случаи, что исполнителей забрасывали тухлыми яйцами, а после постановки пьесы «В чаще городов» в мюнхенском Резиденцтеатре заведующий постановочной частью театра был даже уволен. В марте 1924 года Брехт поставил в Каммершпиле «Жизнь Эдуарда II Английского», переработав совместно с Фейхтвангером пьесу К. Марло «Эдуард II». Это был первый опыт успешной режиссёрской работы и создания «эпического театра». И это был последний спектакль, поставленный в Мюнхене. В том же 1924-м Брехт окончательно переехал в Берлин. Поселился в квартире Хелены Вайлер.
В Берлине
Один из биографов Брехта рассказывает о берлинском театре 20-х годов: «Берлин в эти годы превращался в театральную столицу Европы, соперничать с которой могла только Москва; здесь был свой Станиславский – Макс Рейнхардт и свой Мейерхольд – Эрвин Пискатор, приучавший столичную публику не удивляться ничему». Вот к Рейнхарду штатным драматургом и поступил Брехт, но на следующий год перешёл в Свободный Народный театр Пискатора. Важнейшей заслугой Пискатора, как оценивал позднее Брехт, был «поворот театра к политике». Под его влиянием произошёл «поворот к политике» и Брехта. При инсценировке биографии американского бизнесмена драматург понял, что ему не хватает экономических и политических знаний, что подвигло его на изучение работ Карла Маркса и других классиков марксизма.
Позже он писал, что Маркс был бы лучшим зрителем для его пьес: «Человека с такими интересами должны были интересовать именно эти пьесы не из-за моего ума, а из-за его собственного: они были иллюстративным материалом для него». В конце 20-х годов Брехт сблизился с коммунистами, к чему его подтолкнуло усиление национал-социалистов. Правда, в коммунистическую партию он не вступил, хотя коммунистами стали близкие ему люди – жена Хелена Вайлер, сотрудник и переводчик Элизабет Гауптман и другие.
Продолжение следует.
