Родился Иоганн Кристоф Фридрих в Марбахе на Неккаре (Marbach am Neсkar) в семье полкового фельдшера. Учиться начал рано у местного пастора, а потом в Людвигсбургской латинской школе, которую закончил одним из лучших учеников. Кроме латыни в школе преподавали древнегреческий и древнееврейский языки и евангелие по катехизису. Латынью Фридрих овладел в совершенстве, легко переводил античных авторов и даже пробовал подражать им. Болезненный, слегка экзальтированный мальчик с жаром декламировал сочиненные им проповеди о добродетели и милосердии. В семье не сомневались – Фридрих будет пастором. В Людвигсбурге был хороший театр, посещения которого стали со временем систематическими, а под впечатлением увиденного Фридрих делает первые наброски на библейские сюжеты. Вскоре после окончания школы мальчик должен был поступать в монастырскую семинарию, а потом на богословский факультет университета в Тюбингене. Однако семья предполагала, а располагал герцог Карл Евгений, который зачислил 13-летнего Фридриха в военную школу на юридическое отделение.
Шиллер старший пытался увернуться от монаршей милости под предлогом религиозности ребенка и его болезненности. Однако пришлось повиноваться. Все два года обучения юриспруденции Фридрих числился в отделении последним по успеваемости. «Ущерб, причиненный моей натуре этим злополучным началом жизни, я ощущаю по сей день», – так писал Шиллер впоследствии. Через три года курсант получает разрешение перевестись на медицинский факультет. Молодые преподаватели, большое число которых было принято в то время, изменили стиль и характер обучения, осовременили его. Идеи Просвещения захватили и студентов, и учителей. Здесь Шиллер обрел единомышленников, увлеченных новой литературой, идеями «Бури и натиска». Сильные страсти, героическая борьба с деспотией становятся его темой. Литература – вот его призвание! Все ранее написанное Шиллер уничтожил и начал работать над пьесой «Разбойники». В 1780 году, успешно защитив диссертацию «Опыт о связи между животной и духовной природой человека», Фридрих Шиллер получает чин унтер-офицера и зачисляется в полк врачом.
Через год молодой автор на взятые в долг деньги печатает 800 экземпляров «Разбойников» без указания своего имени. С этого дня и до последнего вся жизнь поэта прошла как бы под девизом: творческий долг и денежный. Жизнь в кредит не была чем-то экстраординарным (вспомним хотя бы Пушкина), но Шиллер воспринимал это как вызов судьбы.
Пьесу заметили. Например, Лев Толстой, который вообще театр не любил, отметил, что из мировой драматургии ему «…больше всего нравятся «Разбойники». Они глубоко истины и верны». В январе 1782 года в театре Мангейма состоялась премьера. Правда, по требованию руководителя труппы многие эпизоды и финал были существенно изменены. Но и автор не прекращал корректировать текст до самой смерти. На первое представление своей пьесы Шиллер сбежал без разрешения командира, а после вторичной отлучки получил двухнедельный арест и запрещение публиковать что-либо, не касающееся медицины. Символично, что в это время выходит второе издание «Разбойников», на обложке которого изображен лев с надписью по-латыни «In Tiranos!» (Против тиранов). Пора было выбирать, и в сентябре 1882 года Шиллер навсегда покинул владения герцога, слишком докучливого в своей опеке. Побегу способствовало то обстоятельство, что в Штуттгарте проходили пышные торжества по поводу приезда племянницы герцога Доротеи, в православии Марии Федоровны, вместе со своим супругом, наследником Российского престола, будущим императором Павлом Первым. Пользуясь неразберихой, поздно вечером Шиллер и его друг музыкант Штрайхер (Streicher) под вымышленными именами выехали на телеге из города, торопясь пересечь границу герцогства Вюртембергского.
Путь их лежал в Мангейм. Шиллер вез новую пьесу – «Заговор Фиеско в Генуе». Над ней он лихорадочно работал все лето и на нее ставил свое будущее – других средств существования у него не было. Шиллер появляется в театре, но поддержку не получает, так как с беглецом хоть и не своего герцога, дело иметь было опасно. Ему посоветовали где-либо пересидеть, пока страсти не улягутся. Хорошо бы последовать совету, но в карманах у приятелей было пусто. И пошли они из Мангейма пешком в северном направлении, поскольку конечной целью попутчика был Гамбург, где он хотел продолжить музыкальное образование. Самым большим городом на пути был Франкфурт- на- Майне, где никто из них никогда не был, и, следовательно, можно было скрыться понадежней. От Мангейма до Франкфурта километров семьдесят и электрички тогда еще не ходили. Поэтому «вперед, шагом марш» и при этом натощак. Умаялись путешественники поневоле так, что, когда после последнего шестичасового перехода они добрались до леса перед Франкфуртом, Шиллер свалился в буквальном смысле. Много десятков лет спустя, при подготовке столетнего юбилея со дня рождения беглеца историки (с точностью плюс-минус, сами понимаете, какой) определили место, где не один час проспал бывший унтер. Здесь в 1860 году расчистили и огородили поляну, и назвали это место Schillerruhe. Когда же пришло время двухсотлетней годовщины, то поставили в центре расчищенного пространства двухметровой высоты камень. На лицевой его поверхности высечены слова, которые можно перевести так: «Шиллер со Штрайхером при побеге в 1782». Это, возможно, единственный на земле памятник дезертиру, но, заметим, гениальному. На фотографии видно, как выглядит сейчас описываемое место, до которого не трудно добраться. Трамвай № 14 до конца в сторoну Neu-Isenburg, перейти через дорогу, войти в лес сквозь калитку. Вы на Просеке Шиллера (Schillerschneise указывает табличка на дереве), через 10 метров поверните направо и памятный камень перед Вами. Прикоснувшись к истории, не спешите возвращаться, углубитесь в лес и дойдите хотя бы до озера. Возвращаясь, отдайте еще раз дань уважения великому поэту – присядьте на скамейку и почитайте что-либо из Шиллера.
Франкфурт – один из крупнейших городов того времени – ошеломил друзей. Масштабы, количество жителей только усиливали отчаяние поэта, он чувствовал себя потерянным, никому не нужным. В его записях сохранились признания о том, как, бесцельно бродя по улицам, он боролся с желанием броситься с моста в Майн. Однако, заглянув в книжный магазин, а потом и в другие, Шиллер увидел в продаже свою книгу и услышал произносимое с восхищением свое имя. Настроение поднялось, а тут еще компаньону из дома прислали деньги для оплаты музыкальных курсов. И Штрайхер, видя отчаянное положение товарища, взялся сопровождать и поддерживать его, сколько потребуется. Кризис отчаяния миновал, Шиллер ощутил порыв творчества, и приятели пошли из Франкфурта, куда глаза глядят. На постоялом дворе крошечного города, на пути они сняли на двоих одну комнату. Шиллер писал, не отрываясь, новую пьесу, позже названную «Коварство и любовь», а его попутчик часами импровизировал на походном клавесине, который носил с собой. Между прочим, возможно, эта ситуация породила непреодолимую привычку, и даже в зрелом возрасте Шиллер любил, чтоб во время работы кто-то из домашних играл на фортепьяно за стеной, особенно военные марши. Шиллер вообще чутко реагировал на все, что влияло на его творческую экспрессию. Он изнурял себя, работая по ночам; затемнял днем помещение и писал при свечах; бегал по комнате, выкрикивая фразы, доводя себя до исступления; любил работать в лесу, лежа под деревьями. Любопытный случай описан Гете. Как-то, войдя к Шиллеру в кабинет в его отсутствие, он почувствовал себя нехорошо из-за запаха, шедшего от ящика под столом. В ответ на его изумление жена Шиллера объяснила, что там лежат гнилые яблоки, без которых Фридрих не может писать.
Через семь недель приятели тепло попрощались, и Шиллер направился в деревню Бауербах, где пустовало имение матери соучеников по школе. От нее поступило приглашение погостить там зиму, но при строгом соблюдении инкогнито. Жил он, не тратя на питание денег, которых у него и не было. Все счета потом оплатила благодетельница. За семь месяцев сельской тишины Шиллер закончил начатые пьесы и приступил к новой. Попутно много времени он уделял библиотеке – латал недостатки образования и подыскивал сюжеты.
Летом 1783 года, когда страсти после побега улеглись, Шиллер (с остановкой на один день во Франкфурте) приезжает в Мангейм. В таком небольшом городе была Академия наук, Оперный театр, здесь любил гастролировать Моцарт, а драматическая труппа признавалась лучшей в Германии. Руководитель театра барон фон Дальберг, опытный администратор, постарался заполучить молодой талант. С Шиллером был заключен контракт на один год, в соответствии с которым он получал должность заведующего литературной частью и обязывался представить театру три свои новые пьесы. Работа над одной из них – «Дон Карлос» – растянулась на много лет, а две другие были поставлены. «Заговор Фиеско в Генуе» публика не приняла, но, впрочем, вскоре пьеса с успехом была поставлена во Франкфурте- на- Майне, Вене, Бонне, Лейпциге, Дрездене и Берлине. После же премьеры «Коварство и любовь» в апреле 1784 года и пьесу, и автора ждал оглушительный успех. Во Франкфурт теперь Шиллер приехал как знаменитый драматург. Мать Гете писала, что зал не мог вместить всех желающих, и публика восторженно приветствовала автора. Шиллер направлялся в Лейпциг в гости к Готфриду Кернеру, страстному почитателю молодого драматурга. Работа над «Дон Карлосом» закипела с новой силой. Уже законченный в прозе вариант не удовлетворил Шиллера, и он приступил к его стихотворной переработке. Осенью Шиллер пишет оду «К радости», воспевающую гармоничное единение людей: „Обнимитесь, миллионы! Слейтесь в радости одной!“ Позднее Бетховен включит ее в финал своей девятой симфонии, а Чайковский представит кантату на слова оды на выпускном экзамене в консерватории.
В 1787 году Шиллер приезжает в Веймар. Дело в том, что тамошний герцог Карл Август мечтал превратить свою столицу в современные Афины, средоточие искусств и наук. По его приглашению туда уже съехались Гете, Виланд, Гардер. Высоко оценив только что опубликованного «Дон Карлоса», герцог присвоил автору звание придворного советника. ( Карамзин, посетив Веймар, оставил в дневнике такую запись: «Сия трагедия («Дон Карлос») есть одна из лучших драматических пьес и вообще прекрасна»). При содействии Гете Шиллер занял должность экстраординарного профессора всемирной истории университета в Йене, а в 1790 году женился на Шарлотте Ленгефельд, которую нежно любил. Это было самое счастливое время для поэта. Рождение двух сыновей и двух дочерей, приобретение собственного дома, обеспеченное состояние. Шиллера окружало множество друзей и учеников. Жизнь бурлила вокруг него: он издавал журналы, писал статьи, вел обширную переписку. Встревоженный и восторженный, недовольный собой – вот психологический портрет Шиллера этого времени. В 1791-1793 годах при материальной поддержке знатных особ Шиллер интенсивно работает над обширным исследованием «История 30-летней войны». В это время французский революционный Конвент присвоил ему звание Почетного гражданина Республики. Шиллер увлекся идеей эстетического воспитания нового человека и в течение 1792-1796 годов публикует серию эссе. Примерно в это же время происходит сближение Шиллера и Гете, хотя знакомы они были уже давно. 1797 год ознаменовался у обоих поэтов крупными циклами баллад. Произведения Шиллера были весьма популярны в России благодаря превосходным переводам В. А. Жуковского.
Еще работая над «Историей тридцатилетней войны», Шиллер мечтал сочинить драму на новом материале. «Валленштейн» был первоначально оформлен в прозе, но, как и «Дон Карлос», затем переработан в стихотворном ключе и разбит на три пьесы. В это же время завершается работа над «Марией Стюарт» и следует переработка «Макбета» Шекспира. Через два года в Лейпциге прошла премьера «Орлеанской девы». В 1802 года Император Священной Римской империи германской нации Франциск Второй пожаловал Шиллеру дворянство. В 1804 году – премьера «Вильгельма Телля», переложение средневековой легенды о борьбе народа против иноземных поработителей. Пьеса пришлась ко времени и была встречена «на ура!»: за Рейном уже готовились наполеоновские полки.
Шиллер никогда не отличался крепким здоровьем, часто болел, у него развился туберкулез. С наступлением холодов здоровье Шиллера заметно ухудшилось, приступы болезни становились чаще и продолжительнее, но и в таком состоянии поэт не выпускал из рук пера и после долгих колебаний приступил к драме о Дмитрии Самозванце. Работая урывками и торопясь завершить начатое, отнимавшее так много сил, Шиллер писал до последнего дня. 8 мая было занято отделкой монолога Марфы. 9 мая он уже не вставал, много бредил по-латыни, выпил днем шампанского и в начале седьмого часа вечера отошел. Слабое здоровье, туберкулез, воспаление почек и пневмония приблизили этот час. В день похорон возле его дома придворная капелла исполнила «Реквием» Моцарта. Многие жители Веймара надели траур и проводили любимого поэта в последний путь. Похоронили Шиллера в ночь с 11 по 12 мая 1805 года сразу после полуночи на участке кладбища для знатных персон, не имевших собственного склепа. В 1827 году останки поэта были перенесены в построенную Карлом Августом герцогскую усыпальницу, где вскоре захоронили и Гете.
Столетие со дня рождения Шиллера праздновала вся страна. Во Франкфурте 10 ноября 1859 года массы людей с бьющимися сердцами и развевающимися знаменами шли на праздник. В честь великого поэта был высажен молодой дубок. Сначала дерево стояло без какого-либо указателя. А в 1878 году у подножия дуба установили памятный камень. Однажды в дуб ударила молния, и верхняя часть ствола была уничтожена. Но начали развиваться параллельные побеги-стволы, и это растение превратилось в кустистый дуб или дубовый куст (не знаем как правильно). С годами зелень полностью закрыла камень, так что, практически, о памятном дубе забыли. При подготовке к двухсотлетию со дня смерти Шиллера камень разыскали, вытащили из-под дуба и установили у аллеи. Его тщательно очистили, а надпись обновили, покрыв буквы золотом. Находится этот дуб необычной формы и памятный камень на Фридбергеранлаге (Friedberger Anlage) между школой имени Штолтце и Одеоном (Ближайшая остановка Konstablerwache).
К столетию также установили на Ремербергере гипсовую модель памятника, выполненную Иоганном Дильманом (Johann Dielmann). Бронзовая отливка была готова в Мюнхене только через пять лет, и в 1864 году постамент с четырехметровой скульптурой размесили на Площади парадов, которую при этом переименовали в Площадь Шиллера (теперь это пространство Hauptwache). Позднее в связи с реконструкцией центра Памятник перенесли на Таунусанлаге (Taunusаnlage). Со временем поверхность изрядно загрязнилась, и к двухсотлетию со дня смерти «Шиллера» обновили. Специализированная фирма, не снимая скульптуру с постамента, очистила ее и покрыла специальным составом. Фигура поэта несколько поменяла цвет, однако, при этом предполагается, что она длительное время будет оставаться в чистоте (неизвестно, что думают по этому поводу городские голуби).
Уход Шиллера – это великая и необратимая потеря для мировой культуры, но остались жить созданные им произведения, которые от пройденных почти двух веков не только не померкли, а продолжают вдохновлять читателей и зрителей всего мира в их чаяниях обрести человеческое достоинство и лучшую, свободную жизнь.
