Александр Таиров (1885-1950) – талантливый режиссёр, создатель уникального Камерного театра, на сцене которого были объединены все виды театрального действа: драма, опера, балет, цирк. Свой театр «эмоционально-насыщенных форм» он противопоставлял «натуралистическому» театру Станиславского и «условному» театру Мейерхольда.
Продолжение. Начало в № 11 (221)
В предыдущей статье мы расстались с Александром Таировым в 1914 году, когда им был открыт Камерный театр. Поговорим о дальнейшей судьбе театра и его режиссёра.
Театру требовался новый актёр, который владел бы не только актёрским мастерством, но и вокалом, пантомимой, хореографией. С этой целью практически сразу при театре была открыта школа-студия, ставшая со временем настоящим вузом. Руководить этой школой Таиров назначил свою законную супругу Ольгу Яковлевну, с которой продолжал сохранять дружеские отношения даже после окончательного переезда к Коонен. Алиса Коонен преподавала в школе искусство импровизации. Так мирно существовал союз этих трёх незаурядных личностей.
Становление
Первые спектакли Камерного – возобновлённая пантомима «Покрывало Пьеретты», разыгранная в стиле французского водевиля «Соломенная шляпка». Затем последовал «Ужин шуток» в постановке Мариуса Петипа – сына и «Фамира Кифаред» Анненского, где впервые с блеском выступил Николай Церетели, внук бухарского эмира. Этим спектаклем завершился первый самый трудный период существования театра, когда актёры играли практически без зарплаты, а хозяева особняка грозили отказать в аренде помещения. Это и случилось в разгар Февральской революции, и только поддержка прославленных актёров Яблочкиной и Южина дала возможность уцелеть театру, который приютило Театральное общество.
Таиров писал: «Если есть некое чудо в том, как возник Камерный театр, то ещё менее поддаётся нормальному объяснению, как он мог жить и с нечеловеческой интенсивностью вести свою работу в той убийственной атмосфере постоянной неуверенности в каждом грядущем часе, которая окружала его более трёх лет». Энергия режиссёра, талант примадонны, энтузиазм молодого художественного коллектива, поддержка друзей помогли театру выстоять.
Нарком А.В. Луначарский
В 1918 году Наркомом просвещения стал А.В. Луначарский, знакомый Таирова ещё со студенческих лет. Нарком поверил в талант режиссёра, оказал ему всестороннюю поддержку. Театр был возвращён в особняк на Тверской, значительно расширен его зрительный зал. Кроме того, ему было присвоено звание академического, что принесло определённые финансовые преимущества. Луначарский же дал разрешение на гастроли за рубежом.
Зарубежные гастроли
21 февраля 1923 года вся труппа в составе 60 человек и в сопровождении пяти вагонов реквизита выехала в Париж. Сразу по прибытии во французскую столицу Таиров встретился с журналистами, подробно рассказал о методе Камерного театра, о привезённых спектаклях.
Театр привёз лучшие свои творения. Это были преимущественно спектакли классического репертуара, к которому тяготел Таиров. Одним из лучших была «Саломея» Оскара Уальда. Участники пьесы играли практически без костюмов, которые заменяла татуировка на коже. Первые представления проходили зимой, при этом зал почти не отапливался, и публика сидела в верхней одежде. Приглашённый на спектакль Луначарский оценил мужество актёров и демонстративно снял шубу. За ним последовали и остальные. Эпизод этот вошёл в анналы истории театра. А Луначарский оценил не только мужество, но и мастерство актёрского состава и его руководителя, и театр получил от него, как было сказано выше, существенную поддержку.
Мелодраму Скриба «Адриенна Лекуврёр» Таиров и Коонен подняли до трагедии. Вообще для Таирова был характерен театр крайностей, его спектакли – это либо трагедии, которые он называл «мистериями», либо арлекиниада, к которым относятся «Принцесса Брамбилла» – блестящий зрелищный спектакль по Гофману или музыкальное представление по оперетте Лекока «Жирофле-Жирофля» – «эксцентриада», по определению Таирова, или, как иначе определяют этот спектакль – смесь ревю и оперетты с элементами клоунады.
Страстной трагедией была «Федра» Расина в переводе Брюсова с включением сцен из Еврипида. Поклонники Камерного театра опасались за приём этого спектакля в Париже, где публика привыкла к исполнению Федры великой Сарой Бернар и ценила его. Но знаменитая француженка скончалась как раз перед началом выступлений русской труппы и не могла с ней встретиться. А театралы, критика, творческая интеллигенция горячо приняли как эту, так и другие работы Таирова, стоя рукоплескали ему.
В фойе театра Champs Elysees, где проходили гастроли, была устроена выставка макетов и эскизов костюмов спектаклей Таирова. Её посетили практически все художники и театральные деятели Парижа, оставив восторженные отзывы. В заключение гастролей творческие круги города устроили пышный банкет в честь советского театра. Было много дружеских тёплых выступлений. О их тоне можно судить по письму директора театра «Одеон» Жемье, который не смог присутствовать на банкете по болезни: «Хотелось ещё раз выразить Вам своё восхищение по поводу постановки «Федры», «Саломеи» и «Жирофле-Жирофля». Вы нашли ту форму, которая освобождает нас от оков декораций. Вы сумели показать нам полностью актёра… Какое во всём искусство и вместе с тем какая мера, какая фантазия и какая свобода в мизансценах. Какая гибкость и какой ритм у Ваших артистов! В лице Камерного театра мы приветствуем новую Россию. Да здравствует русское искусство и его свежие силы, которое оно черпает в молодости Вашего народа!..» Так триумфально закончились гастроли в Париже, и театр отправился в Берлин.
В Германии его ждали и радости, и трудности. Началось с того, что прибывший из Парижа театр был принят за французский, а между Францией и Германией продолжалась вражда, поскольку Германия не могла оправиться от поражения в войне. Как рассказывает Коонен в своих воспоминаниях, заявленные в программе театра пьесы французских авторов вызвали протест немецкой стороны, что грозило срыву гастролей. Конфликт был улажен остроумным способом: неугодные пьесы просто переименовали. «Адриена Лекуврёр» получила название «Морц фон Саксен», «Жирофле-Жирофля» стала называться «Сёстры-близнецы», а у «Федры» авторство Расина было просто убрано, и она стала трагедией Валерия Брюсова (переводчика). Следующая неприятность – пропажа пяти вагонов с декорациями. «Нашлись» они только после того, как немецким железнодорожным властям было разъяснено, что приехал театр московский, а не парижский. В результате решено было первым спектаклем дать в Берлине «Саломею», чтобы, как выразился Таиров, «не дразнить гусей» и не начинать с французских пьес. Спектакль имел огромный успех, как и все последующие. Вместо десяти представлений в Берлине было дано двадцать.
Посыпались приглашения. Отвечая на них, труппа выступала во всех университетских городах, на ведущих курортах Висбаден и Баден-Баден. Таиров читал доклады в университетах, рассказывал о своём театре и его сценических находках, знакомил слушателей с советской страной и советской культурой. Театральные деятели изучали режиссуру Таирова, его принципы художественного и светового оформления, подходы к актёрскому исполнению. Вокруг театра сплотилась группа людей, которые настолько были заинтересованы работой Таирова, что ездили за ним по всем городам, смотрели спектакли по нескольку раз.
Вместо планируемых пяти недель гастроли продлились более семи месяцев. И позднее продолжали поступать восторженные отзывы. Как было подсчитано, всего в мировой печати опубликовано 670 сообщений об этих гастролях. Особенно значительной была пресса из Германии, где, в частности, писали, что Камерный театр оказал большое влияние на работы немецких режиссёров. Интересно, что на организованной четыре года спустя в Магдебурге выставке «История немецкого театра» были представлены и макеты спектаклей Таирова. Во вступлении к выставочному каталогу было дано разъяснение, что хотя выставка исключительно национальная, на ней присутствуют макеты Камерного театра, так как он оказал решающее влияние на становление нового немецкого театра. Таиров был приглашён на открытие этой выставки и выступал там с докладом.
Луначарский и Нарком иностранных дел Литвинов справедливо считали, что триумфальный приём советского театра в Европе – это не только художественная, но и политическая победа СССР.
10-летний юбилей
Талант Таирова был оценён не только за границей, но и на родине. По предложению А.В. Луначарского,10-летний юбилей Камерного театра решено было отметить торжественным спектаклем в Большом театре, состоявшимся 29 декабря 1924 года. В первом отделении играли последний акт «Федры», во втором – бурно весёлую «Жирофле-Жирофля». Затем начались чествования. Под звуки оркестра Большого театра артисты Камерного парами выходили и рассаживались на сцене. В это время сверху спускались огромные разноцветные знамёна с названиями спектаклей, поставленных за эти годы. Когда все заняли свои места, был зачитан указ Наркома просвещения о присвоении Таирову и Коонен звания заслуженных артистов. Торжественно прошагала через зал колонна пионеров с развёрнутыми знамёнами, а из боковых лож прогремел студенческий хор: «Таиров, даёшь искусство пролетарским массам!» Затем последовали театрализованные поздравления от различных театральных коллективов, выступления делегаций, в том числе и представительной делегации Германии.
Так завершилось первое десятилетие Камерного театра.
Продолжение следует.
