Но есть одно типично советское слово, прочно вошедшее в наш быт и определявшее долгие годы наш образ жизни, которое, как это не покажется странным, тоже имеет немецкие корни. Слово это – блат. Мы часто говорим „достать по блату“, что означает — незаконным способом, по знакомству, или, как говорил герой Аркадия Райкина, «через задний кирильцо».
Оно точно отразило быт и психологию нашей тогдашней жизни, когда в эпоху тотального дефицита практически все можно было достать (тоже непереводимый, типично советский термин) «по блату»: продукты и одежду, телевизоры и автомашины, билеты и путевки, квартиры и должности, дипломы и ученые степени.
Существует целый ряд поговорок, подтверждающих это. Например: «Россия держится на блате, туфте и мате», «Блат выше Совнаркома», «У маршала четыре ромба, у блата – пять». Так мы и живем «по блату» почти 90 лет, хотя уже нет ни наркомов, ни совнаркомов, ни самой Советской власти, а выражение осталось, и до сих пор актуально.
А между тем блат – типично немецкое слово das Blatt, точный перевод которого – листок, листок бумаги. О том, как немецкий листок превратился в символ советской жизни, существует несколько версий, очень сходных по смыслу происшедшего.
Версия 1, пролетарская. Эта порочная форма добывания дефицита родилась еще на заре Советской власти. Когда большевики экспроприировали имущество у буржуазии, то это «законно» награбленное добро они складировали в специальных хранилищах — спецхранах. Революционные матросы и пролетарии, которые сначала охраняли эти склады, следуя революционному лозунгу «Грабь награбленное!», воровали и пропивали охраняемое добро в таких количествах, что этим занялся сам Дзержинский. Он мучительно долго искал стойких, честных, неподкупных и, главное, непьющих (?) товарищей, которым можно было бы поручить охранять спецхран и выдавать по предъявлению специального мандата бобровые шубы, обувь, белье, предметы быта, продукты и, конечно же, спиртное. А где, скажите, было взять таких ангелов в 1917 году? Пришлось на охрану складов поставить батальон немецких коммунистов, поскольку кроме немцев положиться было не на кого. И точно, как только охрану складов поручили немцам, воровство прекратилось.
Тов. Дзержинский поставил перед ними простую и четкую задачу: выдавать охраняемые ценности и водку только по распоряжению Петроградского Совета. А у кого разрешения нет, того гнать в шею. Немецкие товарищи были не очень сильны в русском языке и бумагу с печатью называли по своему – “блат”. И вот стоит такой непреклонный страж на посту и, видя приближающуюся фигуру с бутылкой, передергивает затвор винтовки и спрашивает: „Ist das Blatt?“, имея ввиду, конечно, распоряжение начальства. Поскольку искомого «блата» не было, фигура, бормоча проклятия, удалялась восвояси. По матросским и солдатским казармам прошел слух, что водку большевики выдают только «по блату». Термин прижился и вследствие тотального дефицита всех и вся очень скоро был распространен не только на водку, но и на все материальные и нематериальные ценности Советского Союза.
Версия косвенно подтверждается и свидетельством Николая Бухарина, который полагал, что, выражение «по блату» изобрели немецкие коммунисты, не забывшие еще свой родной язык. Услышав впервые от одного из иностранных членов Коминтерна выражение «Я получил этот костюм по блату», он сначала не мог понять, о чем идет речь, пока ему не объяснили, что коминтерновцам выписываются мандаты для получения продуктов и предметов первой необходимости в спецраспределителе, куда они приходят с листком и отовариваются.
Версия 2, царская. Отличается от первой только эпохой, полностью совпадая по существу. Русский «блат» возник во времена Петра I и происходит от голландского blat или немецкого Blatt. В такой «блат» вносили имена бояр, откупившихся от «позорных» (с их точки зрения) процедур и повинностей: обрезания длинных рукавов, ношения «немецкой» одежды, бритья бород, необходимости отдавать своих «недорослей» для обучения ремеслу за границей и т.д. Помещенных в сей «блат» именовали «блатными», то есть избранными.
Версия 3, уголовно – одесская. Некоторые считают, что слово «блат» попало в русский язык из польского языка, сами же поляки заимствовали его из еврейского, где «блат» – это «посвященный». Польское воровское «блат» толкуют также как «взятка», производя его от немецкого жаргонного «блатт» – бумажные деньги. Существует и одесская версия. На идише одесских уголовников «блат» означал ладонь, «дай блат» – «по рукам, договорились», «по блату» – по взаимному согласию.
Немецкий «блат» породил немало чисто русских побратимов: «позвоночник» – устроенный по звонку, «мохнатая лапа» – поддержка высокого лица, «ты мне – я тебе» – обмен услугами. «Блатными» называют сегодня людей, занимающих свои должности не по способностям или опыту, а благодаря связям, и уголовников невысокого полета.
А сам термин «блатной» благополучно вернулся из России опять в Европу и стал теперь уже интернациональным, благодаря автобиографическому роману Михаила Демина «Блатной», вышедшему в Париже сначала на русском языке, затем на французском – «Le blatnoi» (1972), после – на многих европейских языках. Сын крупного советского военачальника, он в 1937 году потерял отца и мать, бродяжничал, попал в тюрьму, ушел в уголовное подполье. После освобождения бывший вор отходит от уголовной жизни, становится писателем, а в 1968 году эмигрирует во Францию. «Эжен Сю и Виктор Гюго были бы в восторге от поразительного документа Михаила Демина, посвященного «чреву» тоталитарной системы», – восторженно писал французский «Эспресс».
Поскольку слова «блат» нет ни в книгах знатока и летописца московского «дна» дяди Гиляя – В. Гиляровского, ни даже в словаре великого Даля, который не преминул бы растолковать такое распространенное слово, то следует признать, что пролетарская версия представляется наиболее правдоподобной: блат был подарен нашему народу немцами по форме, а Советской властью – по сути.
