Каждый год в рождественские праздники мы видим афиши балета «Щелкунчик». Музыка П.И.Чайковского – это мы знаем. А вот сказку, может быть, не каждому известно – написал в 1816 году немецкий писатель-романтик Эрнст Теодор Амадей Гофман (Ernst Theodor Amadeus Hoffman, 1776-1822). Вот об этом фантасте, сказочнике, драматурге, режиссёре, композиторе, капельмейстере и юристе, словом, о человеке множества талантов и сложной судьбы пойдёт сегодня речь.
Начало жизни
Родился будущий автор «Щелкунчика» в 1776 году в семье адвоката. Интересно отметить, что место рождения – нынешняя Россия, Калининград; двести лет назад город назывался Кёнигсберг и входил в состав Пруссии. Ребёнка назвали Эрнст Теодор Вильгельм, но потом, занимаясь музыкой, Гофман сменил имя Вильгельм на Амадей в честь боготворимого им Моцарта. В 1779 году родители Эрнста разошлись, и мать с сыном вернулась в родительский дом. Здесь прошли детство и юность Эрнста Теодора, впечатления этого времени нашли отражение в романе «Житейские воззрения кота Мурра». Наибольшее влияние на развитие мальчика оказал его дядя Отто Вильгельм Дерффер, который приобщил его к музыке и рисованию и направил по своим стопам на стезю юриста.
С 1782 по 1792 гг. Эрнст посещал протестантскую школу «бург-шуле». Дружба с одноклассником Теодором Готлибом фон Гиппель сохранилась на всю жизнь. Благополучный обеспеченный Гиппель не раз помогал своему талантливому, но неудачливому товарищу. Дядя школьного друга, бургомистр Кёнигсберга, стал прообразом дядюшки Дроссельмейера в «Щелкунчике». В 1792 году друзья поступили в знаменитую Альбертину – Кёнигсбергский университет, один из лучших в Германии. Учились отлично, при этом Эрнст не прекращал занятий музыкой и рисованием. Одним из университетских преподавателей в то время был великий Кант; он стал прообразом чудаковатых учёных–идеалистов в произведениях Гофмана. В июле 1795 года Эрнст Теодор сдал первый выпускной экзамен по юриспруденции и начал трудовую жизнь в качестве судебного следователя при Кёнигсбергском окружном управлении.
Глогау – Берлин – Познань
На следующий год в семье было решено отправить 20-летнего молодого человека к дяде и крёстному в Глогау. Причин много: разорвать затянувшийся роман юноши с замужней женщиной, дать возможность поработать под протекцией дяди, занимавшего пост советника верховного суда, подготовить и сдать второй государственный экзамен. Так и произошло: Эрнст Теодор жил у дяди, работал протоколистом в суде, сдал государственный экзамен. Когда дядю перевели в Берлин, он добился там для племянника места в апелляционном суде.
Молодой юрист с удовольствием включается в культурную жизнь столицы. Посещает театры, концерты, общества художников, литераторов, музыкантов. Пробует свои силы в музыке: пишет музыкальную композицию «Шесть песен к гитаре и фортепьяно», зингшпиль (вид короткой оперы) «Маска». Увы! Успеха эти произведения не принесли. Лучше идут дела на юридическом поприще: в 1800 году Гофман сдаёт третий юридический государственный экзамен с оценкой «превосходно» и получает назначение на должность асессора при Верховном суде в Познани. После столицы древний маленький провинциальный городок – глухомань. Гофман угнетён, ищет утешения в алкоголе и – находит. С сожалением покидает мир грёз, в который погружается под винными парами. Тогда и возникло пристрастие к спиртному, всю жизнь не покидавшее его.
В это время юрист по профессии и музыкант по призванию пишет новый зингшпиль на текст Гёте «Шутка, хитрость и месть», который был поставлен в местном театре в 1801 году. Автор счастлив, но после нескольких исполнений в театре случился пожар, и сгорели все партитуры. Радость премьеры сменилась тяжёлой депрессией, от которой композитор бежит в винные погребки, напиваясь до галлюцинаций. Этот год в Познани был для Гофмана, по его оценке, «самый странный год в жизни. Борьба чувств, намерений… бушевала… во мне, я хотел одурманивать себя, и стал тем, кого проповедники, дяди и тётя называют «небрежный».
В феврале 1802 года в Познани 26-летний молодой человек женился на польской дворянке Марии Михалине Рорер, дочери служащего городской управы. Миша, как называл её супруг, все 20 лет совместной жизни будет ему верной спутницей и помощницей, хотя и не сумеет отвратить его от алкоголя.
Юрист и музыкант
Распространение на городском карнавале карикатур на местные столпы общества стоило молодому остряку потери ожидаемого престижного перевода в крупный город. Вместо этого он получает назначение в маленький провинциальный Плоцк, правда, на более высокую должность государственного советника. Летом 1802 года Гофман с женой переезжают в эту «долину скорби». Здесь он продолжает жизнь в двойной реальности – юриста и музыканта. Некоторые биографы считают это началом проявления шизофрении, усилившейся с годами, другие – признаками неординарности, гениальности. Работа необходима для обеспечения жизни, но влечёт музыка. Гофман записывает в дневнике: «О, боль! Я всё больше становлюсь государственным советником! Муза убегает, сквозь архивную пыль будущее выглядит тёмным и хмурым… Где же мои намерения, где мои прекрасные планы на искусство?» Тем не менее, «планов на искусство» он не оставляет, пишет музыкальные сочинения, имеет успех как музыкальный критик. В 1803 году впервые выступает как писатель: берлинский журнал «Независимый» публикует его эссе «Письмо монаха к своему столичному другу». В дневнике появляется запись: «Увидел себя в первый раз в «Независимом» – раз двадцать оглядывал листок умиленным, полным отцовской любви и радости взглядом – славные виды на литературную карьеру».
Выбраться из Плоцка Гофману помогает верный друг детства фон Гиппель. Благодаря его хлопотам, Гофман получает назначение в Варшаву на должность государственного советника Прусского верховного суда. В польской столице успешный юрист с радостью окунулся в музыкальную жизнь. Он пишет симфонию и дирижирует ею, положенные им на музыку «Весёлые музыканты» К. Брентано увидели свет в Немецком варшавском театре, поставлена его зингшпиль «Непрошенные гости, или Каноник из Милана». Продолжаются публикации музыкальных критических статей. Кроме того, он становится соучредителем музыкального общества («Музыкального собрания») и расписывает стены залов Мальтийского дворца, где располагалось общество. В 1805 году в семье Гофманов родилась дочь Цецилия.
И вдруг – катастрофа. В ноябре 1806 года наполеоновские войска заняли Варшаву. Гофман сообщает Гиппелю: всех прусских чиновников «поставили перед выбором: либо подписать акт подчинения, содержащий присягу на верность французам, либо оставить Варшаву в течение восьми дней. Ты легко можешь представить себе, что все честные люди выбрали последнее». Выбрал отъезд и Гофман. Сначала он отправил жену с ребёнком в Познань к родителям Михалины. По дороге карета с беженцами перевернулась, дочь погибла, Миша получила травмы. Затем покинул Варшаву и глава семьи. В июле 1807 года 30-летний юрист и музыкант оказался в Берлине. Начинаются мытарства в поисках работы. Он упрямо стремится к музыкальной деятельности. Даёт объявления в газеты, обивает пороги музыкальных учреждений. Всё безрезультатно. Приходит нужда, даже голод. В отчаянии он взывает к Гиппелю: «Пытаясь пробиться, я устал и ослаб, недоедаю, но ничего не нахожу! Нет слов, чтобы описать мои нужды. Если ты можешь помочь мне, то вышли около 20 фридрихсдоров…» Друг, конечно, помогает, но это не решает проблему. Так продолжалось больше двух лет. Наконец, в ответ на множество газетных объявлений Гофман получает предложение занять должность капельмейстера в оперном театре Бамберга.
Капельмейстер в Бамберге
Первого сентября 1809 года музыкант с женой прибыл в Бамберг и приступил к работе в театре. Но не всё оказалось таким радужным в мире музыки, к которому он так стремился. Управляющий театром – «невежественный высокомерный ветрогон» до такой степени развалил театр, что, по словам Гофмана, он «еле волочит ноги». От капельмейстера требовалось также выполнение обязанностей дирижёра, композитора, художественного оформителя, даже машиниста сцены. Всё это за мизерную плату, которой с трудом хватало на жизнь. Писательница Амалия Глинц-Годен так описывает Гофмана бамбергского времени: «Кому могло прийти в голову, что следует опасаться языка этого маленького человечка, вечно ходившего в одном и том же поношенном, хотя и хорошего покроя, фраке коричнево-каштанового цвета, редко расстававшегося даже на улице с короткой трубкой, из которой он выпускал густые облака дыма, жившего в крошечной комнатёнке и обладавшего при этом столь саркастическим юмором? Кто из этих светлостей и сиятельств додумался бы пригласить к себе подобный человеческий экземпляр, если бы благожелательный Маркус не отворил ему многие двери?»
Этот самый Маркус, известный состоятельный врач, много сделал для поддержки яркого, талантливого капельмейстера. Он ввёл его в светское общество, приобщил к интеллектуальным собраниям города. В купленной и реставрированной им древней крепости Бамберга он обустроил комнату для своего друга, которую тот расписал портретами общих друзей. Высокопоставленные знакомства обеспечили Гофману дополнительные заработки уроками музыки. Одна из учениц – Юлия, племянница Маркуса – стала музой Гофмана, прообразом многих его женских образов.
