Так нередко называют историки литературы талантливого поэта — П.А. Вяземского (1792-878). Но он прожил ещё сорок лет после кончины А.С. Пушкина, был литературным критиком, прозаиком, переводчиком, мемуаристом и… государственным деятелем. Много бывал за рубежами России, в том числе в Германии, и скончался в Баден-Бадене.
Продолжение. Начало в № 2 (236)
В Польше
С 1818 года Вяземский с семьёй находился в Варшаве, где был зачислен в канцелярию при императорском комиссаре в Царстве Польском на должность чиновника по иностранной переписке. Он руководил переводом с французского речей императора, произнесённых при открытии и закрытии первого сейма, и получил благодарность Александра; переводил конституцию Польши с французского на русский; осуществлял перевод написанного на французском языке проекта «Государственной уставной грамоты Российской империи» (т.е. российской конституции), его редактуру и доработку.
Неоднократно лично встречался с императором Александром, обсуждал с ним вопросы, связанные с будущей конституцией, весьма прогрессивной для своего времени. Заслуги его были отмечены: в марте 1819 года он получил чин надворного советника, а уже в октябре того же года — равный полковнику чин коллежского советника (в 27 лет!).
Отказ императора от провозглашённого им курса либеральных реформ, которые должны были бы быть закреплены в новой конституции, разочаровал Вяземского. Свои критические настроения он высказал в получивших широкую известность стихах «Петербург», «Негодование», «К кораблю». В стихотворении «Негодование» он заявляет: «Мой Аполлон — негодованье!/ При пламени его с свободных уст моих/ Падёт бесчестное молчанье/ И загорится смелый стих». Этим «смелым стихом» он бичует угнетение, крепостное рабство, царящий в России деспотизм и провозглашает торжество «чести и свободы»: «Он загорится, день, день торжества и казни,/ День радостных надежд, день горестной боязни!/ Раздастся песнь побед вам, истины жрецы,/ Вам други чести и свободы!/ Вам плач надгробный! Вам, отступники природы!/ Вам, притеснители! Вам, низкие льстецы!».
И в стихотворении «К кораблю», под которым подразумевается державная Россия, он призывает: «Пловцов ты приведи на тот счастливый брег,/ Где царствует в согласии с законом/ Свобода смелая, народов божество;/ Где рабства нет вериг, оков немеют звуки,/ Где благоденствуют торговля, мир, науки,/ И счастие граждан — владыки торжество!» Критикой существующего положения России пронизаны и беседы, и частные письма, подвергавшиеся перлюстрации. В результате в апреле 1821 года, будучи в отпуске в Петербурге, Вяземский получил «приказание не возвращаться более в Варшаву». На вопрос Карамзина Александру о причинах такого приказания император подтвердил, что «запрет князю возвращаться в Польшу связан с его нескромными разговорами о политике». Возмущённый вспыльчивый Вяземский подал заявление об отставке и отказе от придворного звания камер-юнкера.
В опале
С лета 1821 года князь в отставке и опале, под негласным полицейским надзором. Есть отчего впасть в отчаяние, в депрессию, получить бессонницу. Карамзин пытается утешить его и помочь советом: «Грустно знать нам о вашей ипохондрии, милый князь. Для чего бы вам не беседовать с музою?» Вяземский пытается следовать совету, но вдохновение не посещает его; тогда он занялся обработкой ранее написанного и опубликовал в 1821 году 16 стихотворений в журналах «Сын отечества» и «Благонамеренный». Среди них уже широко известные «Уныние», «Негодование», «Первый снег».
Самой крупной работой 1821 года стала большая статья «Известие о жизни и стихотворениях Ивана Ивановича Дмитриева», написанная по заказу петербургского Вольного общества любителей российской словесности. Так он отдал дань памяти своему любимому учителю поэзии.
Литературный к ритик
К следующему, 1822 году, хандра оставила Петра Андреевича, и он вступил в полноценную «московско-подмосковную жизнь». Зиму с семьёй проводил в Москве в двухэтажном собственном особняке в Большом Чернышевым переулке (ныне Вознесенский переулок — между Тверской и Большой Никитской), а с наступлением тёплых дней все перебирались в любимое Остафьево. Как и прежде, устраивались пышные праздники. В Москве «с медведями, кулачными боями, под гром цыганок и в море шампанского». И, конечно, в Остафьево.
Вот описание празднования 30-летнего юбилея Петра Андреевича, данное одним из присутствующих: «Мы приехали незадолго до обеда, на котором нас было около 40 человек… Пили за здоровье новорожденного и палили пушки. После кофею пустились с трубками по воде на ту сторону пруда,… где были висячие качели, хороводы и народный праздник… Пили чай, стало много наезжать гостей из Москвы… После спектакля пели новорожденному куплеты по-русски и по-французски, а затем начался бал. Перед ужином был фейерверк».
Друзья упрекали Вяземского в расточительности. Но он не только развлекался, но и не забывал о работе. В мае 1822 года принял приглашение К.Ф. Рылеева участвовать в петербургском альманахе «Полярная звезда» и представил три стихотворения: «Цветы», «Всякой на свой покрой» и «Послание к И.И. Дмитриеву, приславшему мне свои сочинения». Кроме того, он занялся критикой, чем обеспечил себе популярность, стал актуален, как в 1815 году, стал одним из самых знаменитых русских публицистов. Историки литературы относят Вяземского к основоположникам русской критики. В.Ф. Ходасевич называет его «одним из виднейших, образованнейших и проницательнейших наших критиков». В.В. Бондаренко даёт ему такую характеристику: «Как и в поэтических творениях, в критической прозе князь блещет глубокими мыслями, остротами, резкими суждениями, судит пристрастно, но остро и всегда занимательно». И сам Пётр Андреевич считает, что в его критических статьях «…есть физиономия и самобытность».
В статье «О Кавказском пленнике», помещённой в «Сыне отечества», Вяземский провозглашает появление романтизма в России, начавшееся с поэм Пушкина и Жуковского. Пушкин ответил: «Ты не можешь себе представить, как приятно читать о себе суждение умного человека… Всё, что ты говоришь о романтической поэзии, прелестно, ты хорошо сделал, что первый возвысил за неё голос…». С этого времени оживилась переписка Пушкина и Вяземского.
Через год Пётр Андреевич получил от Пушкина из Одессы рукопись поэмы «Бахчисарайский фонтан» с просьбой напечатать её и написать к ней вступление. Просьбу он выполнил, напечатал поэму на очень выгодных для поэта условиях — гонорар пять с лишним рублей за строку. И введение написал. Оно называлось «Вместо предисловия. Разговор между Издателем и Классиком с Выборгской стороны или с Васильевского острова» и посвящено было борьбе классицизма и романтизма. Пушкин отозвался с благодарностью: «Не знаю, как тебя благодарить. „Разговор“ прелесть, как мысли, так и блистательный образ их выражения. Суждения неоспоримы. Слог твой чудесно шагнул вперёд…».
Естественно, поэма Пушкина успешно разошлась, её читали, а вместе с ней и вступление Вяземского, которое вызвало бурную литературную полемику. Друзья осуждали его за участие в этих баталиях, автор парировал: «Разумеется, глупо было втянуться в эту глупость, но глупость была ведена довольно умно… Вступление совсем не глупо; впоследствии некоторые удары нанесены вполне удачно. Вся Москва исполнена нашей брани…».
«Московский телеграф»
В октябре 1824 года к Вяземскому пришёл Н.А. Полевой, бывший сотрудник «Вестника Европы», с предложением открыть вместе журнал. Князь согласился. «Вот так, — писал он, — в кабинете дома моего в Чернышевском переулке зачато было дитя, которое после наделало много шума на белом свете». Первый номер журнала появился 8 января 1825 года. Пётр Андреевич внёс существенный вклад в его создание. Он придумал название — «Московский телеграф», добивался в цензуре разрешения на выход очередного номера, обеспечивал элитный набор авторов, много давал своих материалов.
Журнал быстро приобрёл известность, стал самым читаемым в России. Полевой вспоминал: «Важнейшие вопросы современности были преданы критике, объём журналистики раздвинулся, самая полемика острила, горячила умы…». Выходил журнал два раза в месяц и приносил Вяземскому доход в 10 тысяч рублей в год. Закончился 1825 год государственным потрясением — восстанием 14 декабря.
Декабрист без декабря
Так называют историки литературы Вяземского с лёгкой руки современника поэта литературоведа С.Н. Дурылина. Князь разделял идеи декабристов, но осуждал их методы борьбы, считая, что «оппозиция у нас — бесплодное и пустое ремесло…».
Осенью 1825 года Бестужев сделал попытку привлечь Вяземского к движению декабристов, но попытка эта нашла «твёрдое отражение». Хотя политические устремления поэта — конституция, парламент, отмена крепостного права — вполне соответствовали декабристским, но, считал он, заговорщики «в кружке своём… замышляют дело, которого не могут они предвидеть ни значение, ни исход… Никакое тайное политическое общество не достигло цели своей: оно никогда и нигде никого и ничего не спасало, но часто проливало много неповинной крови и губило много жертв». При том он не желал подчинения «личной воли своей тайной воле вожаков», заявляя: «хорошо приготовление к свободе, которое начинается закабалением себя».
Тяжело пережил он казнь декабристов, из которых троих знал лично. Он пишет в записной книжке: «Казни и наказания несоразмерны преступлениям, из коих большая часть состояла только в одном умысле».
Продолжение следует.
Елена Кутузова, журнал „Neue Zeiten“ №03 (237) 2021
