И вот я стою недалеко от моста Риальто, а вокруг меня бушует веселая толпа, одетая по моде 1755 года. Дамы в ярких нарядных платьях, кавалеры в сюртуках и панталонах, – и ни одного открытого лица, сплошные маски, маски, маски… Хотя нет, вот проходит мимо мужчина без маски. На вид ему 50 лет, невысокого роста, одет изящно, но не крикливо, держится с большим достоинством, хотя в уголках глаз таится хитрая усмешка. Так-так, именно он мне и нужен.
– Простите, синьор, не вы ли будете известнейший писатель и комедиограф Карло Гольдони?
– К Вашим услугам, синьор! Судя по платью, вы приехали откуда-то издалека?
Ах ты, господи, я же в джинсах, свитере и куртке. Не мог вообразить себе какой-нибудь более подходящий костюм! Ну, теперь уже поздно, надо раскрывать карты.
– Да, синьор, я прибыл из далекой страны и из еще более далекого времени. И очень рад встретить здесь автора, чьи пьесы до сих пор идут на всех сценах мира. Не будете ли Вы так любезны, показать мне карнавальную Венецию и рассказать ее историю?
– С удовольствием, синьор. Как прикажете мне Вас называть?
– М-м, зовите меня, пожалуй, Джорджо, это наиболее близкий перевод моего имени.
И вот уже мы вдвоем с великим писателем пробираемся сквозь толпу возле маленькой набережной, а по Большому каналу скользят многочисленные черные гондолы, в которых сидят яркие цветные пассажиры, все как один в масках. Крики одних гондольеров смешиваются с пением других и с веселым смехом, который парит над городом. Я слушаю рассказ Гольдони.
Самый веселый народ в мире
– Вы, наверное, знаете, любезнейший Джорджо, что карнавалы, подобно венецианскому, проводятся во многих городах и странах, чтящих мать нашу, католическую церковь, – губы писателя на мгновение тронула саркастическая усмешка, но тут же он серьезно продолжал. – Но нигде в мире вы не найдете такого размаха, такой красоты, столько ритуалов и обычаев и такого, простите, обжорства, как у нас. Собственно, Ватикан разрешает отмечать только несколько дней перед Великим Постом, но мы начинаем праздновать 5 октября, а заканчиваем за 40 дней до Пасхи. Так что добрых 5 месяцев город танцует и поет, а наивысшей точки все это достигает в последние две недели.
– И как же церковь? Ватикан разрешает вам так долго праздновать?
– Ну, во-первых, празднуя, мы не забываем о наших делах – корабли по – прежнему привозят товары со всего мира, рыбаки ловят рыбу, а муранские стеклодувы продолжают изготавливать свои неповторимые шедевры. А что касается Ватикана… Понимаете, мы здесь в Венеции верим только в Святого Марка, немного в бога и абсолютно не верим в папу. Так что его мнение нас не особенно волнует.
– А что вообще обозначает слово «карнавал»?
– По латыни это значит «прощание с мясом». Перед Великим Постом люди старались наесться и навеселиться, ведь затем 40 дней не будет ни только вкусной еды, но и никаких танцев, балов или театров – одни благочестивые мысли и молитвы. Так что веселись, пока можно!
– И что же вы едите в это время?
– Да то же, что и всегда, только очень много. Вот, к примеру, вчера я был на приеме у одного богатого патриция, так там только первая перемена составляла 35 блюд, и, я Вас уверяю, все было съедено без остатка. Ну а в семьях попроще на обед всегда едят суп. Причем, они бывают разные: из рыбы, из хлеба, из риса, из требухи и даже яичный суп. Причем, в отличие от других стран, суп едят в середине трапезы. К супу подают мясо, как правило, жаркое из свинины или баранины. Затем наступает черед овощей: фасоль, лук, горошек, баклажаны, капуста, тыква, оливки, грибы. Потом сыры: мягкий ricotta и твердый как камень пармезан. Ну и, наконец, десерты и сладости: фруктовые напитки, пирожные, печенье, пирожки, фрукты.
Сглотнув слюну, и почувствовав, что всего перечисленного лично мне бы хватило не только до Пасхи, но, пожалуй, и до Рождества. Чувствуя, что с темой еды пора заканчивать, а то так и до голодного обморока недалеко, я постарался перевести беседу на другие рельсы:
– Я слышал, что в ходе карнавала празднуется еще несколько праздников?
– Совершенно верно, начиная с 5 октября, когда официально объявляется подготовка к карнавалу, каждую неделю выпадает праздник какого-нибудь святого. Их празднуют всем городом, и чем ближе к февралю, тем больше народу участвует в них. А, начиная со 2 февраля, праздника Санта-Мария Формоза (дева Мария Радующаяся) гуляния идут каждый день. Кстати, мы как раз пришли на площадь, где проходит этот праздник.
Тем временем на площади началась новая забава: под крики толпы несколько мужчин принялись распиливать гипсовую статую старушки, одетую в богатое платье. Рядом крутились стайки детей, явно чего-то ожидая. Наконец старушка лопнула, и из нее посыпались конфеты, печенье, изюм и прочие сладости. Детвора с визгом все расхватала, а я вновь обратился к Гольдони:
– Любезный Карло, объясните мне, что это сейчас было.
– Старинный обычай, таким образом высмеиваются старые девы, которые только и заняты, что поисками мужа.
Веселье на площади продолжалось. Останки старушки весело запылали на костре, а народ включался во все новые забавы. Один пытался украсть собаку, сидящую на привязи, другой уже лез по шесту, намереваясь достать висящий наверху круг колбасы (один к одному как в России на ярмарке!), третий наклонился над бочкой с водой и старался поймать в ней зубами живого угря. Смотреть на это можно было очень долго, но мой спутник поторопил меня:
– Пойдемте, нам надо успеть на площадь Сан-Марко, там как раз сейчас будут убивать быка.
– Убивать быка? Но мы же не в Испании, что это за странный обычай?
– Не странный, а старинный. В XIII-м веке Венеция воевала с городом Аквилея, чей епископ попытался захватить власть в нашем городе. Венецианцы, как всегда, победили, а на поверженного епископа была наложена позорная контрибуция: он должен был каждый год в день «жирного четверга» накануне Поста присылать в Венецию 12 свиней (вместо 12-ти членов капитула) и одного быка (вместо себя). Вот этого быка и убивают каждый год на площади.
Работая локтями, но, не забывая при этом извиняться, мы протолкались по узким переулкам на главную торговую улицу города Мерчерию (на этой, с позволения сказать, главной улице с трудом разойдутся два человека), а оттуда до Сан-Марко было рукой подать.
Лишь только под маской ты можешь остаться собой
Что творится на главной площади города описать просто невозможно. Возле собора находился сколоченный помост, на котором важно стояли патриции – члены Большого Совета, самые богатые, авторитетные и уважаемые люди города. Именно они правят Венецией, принимают законы, объявляют войны и направляют корабли в дальние страны. Среди них совсем затерялся маленький старик в смешной шапочке – это дож, формальный глава государства, но фактически не имеющий никакой власти. Отцы республики приветствуют народ, а народ – все та же яркая толпа без лиц, сплошные маски.
Слава богу, быка убили без нас. Мы подошли как раз в тот момент, когда глава гильдии мясников, огромный великан в фартуке, с гигантским топором в руках, вместе с двумя помощниками держал бычью голову и что-то говорил, преподнося ее дожу. После торжественного вручения окровавленного подарка, дож сделал знак рукой, и зазвучали сразу несколько оркестров, открывая главное действие карнавала.
Я не успеваю крутить головой, чтобы охватить все зрелище разом. Вопросы сыплются как из мешка, и, слава богу, мой проводник терпеливо на них отвечает.
– Что за группы людей выстраивают на пьяцетте живые пирамиды, да еще высотой в четыре…, нет, в пять этажей?
– Это две команды. Вот смотрите, Джорджо, в красных шапочках и поясах – это кастелланцы, жители центрального района города, примыкающего к Сан-Марко. А в черных шапочках и поясах – никколоты, жители района у площади Сан-Никколо. Сейчас они соревнуются в ловкости и силе, строя живые пирамиды, в которых иногда участвует до сотни человек, а к вечеру начнут драться стенка на стенку. Каждая команда имеет своего дожа, и тот пользуется большими правами. Например, во время некоторых церемоний он имеет право следовать сразу за настоящим дожем Венеции.
– А вокруг чего толпятся люди вон там, слева?
– О, это самый модный в этом году аттракцион, завезенный из Парижа. Называется «Новый Свет». Это чудесный ящик, в который надо смотреть через специальные отверстия и крутить ручку. Внутри ящика меняются картинки, которые показывают дальние страны и диковинных зверей.
Да-а, до братьев Люмьер оставалось больше ста лет…Впрочем, у меня еще куча вопросов.
– Синьор Гольдони, расскажите, пожалуйста, почему все носят маски? Причем, почти все одинаковые, хотя нет, вот идет человек в немного другой маске.
– Вот он Вам сейчас и расскажет, – похоже, я все-таки достал драматурга своими вопросами, потому что он начал призывно махать высокому молодому человеку, чья полумаска не скрывала его красивого лица, а осанка и походка говорили о том, что этот человек знает себе цену. – Джакомо, друг мой, подойди, пожалуйста, сюда. Позволь представить тебе синьора Джорджо, нашего гостя из дальних стран и времен. Джорджо, это – синьор Джакомо Казанова, человек, о котором уже сейчас говорит вся Венеция, а скоро будет говорить весь мир.
– Не сомневаюсь, что именно так оно и будет, – говорю я, пожимая руку известному ловеласу.
– Итак, сеньор, Вас интересуют маски? Извольте, я Вам все о них расскажу. Сначала о том, какие они бывают, а затем, для чего их носят. Посмотрите кругом, видите, почти все в одинаковой полумаске, которая прикрывает только глаза и нос, а ниже у нее шелковая вуаль. Это называется баута. Если у маски глаза как бы опущены, а выражение трагическое – это пульчинелла. Если наоборот, выражение веселое – это арлекин.
Маски с длинными носами, как птичий клюв, называются дотторе. Такие маски действительно носили доктора во время эпидемий чумы, в длинные носы закладывали благовония и целебные травы, чтобы при осмотре больного не заразиться самому.
– Джакомо, а на Вас сейчас какая маска? Вроде баута, а без вуали.
– Ну вот, буду я еще прятать мой прекрасный нос! Я специально снял вуаль, тем более что меня и в маске все прекрасно узнают.
– Сдается мне, – вмешался Гольдони, – что Вы создадите в этом сезоне новую моду, и эту маску назовут Вашим именем.
– Не возражаю, – кивнул Казанова. – Ну, что у нас еще осталось? Ага, видите маску, полностью повторяющую человеческое лицо? Это моретта. Обратите внимание, на ней нет никаких тесемок и завязок. Зато во рту у нее есть маленький шпенек, за который надо держать зубами. Дамы в этой маске становятся такими молчаливыми! – здесь Казанова захохотал, но тут же продолжил. – А вот идут две молоденькие девушки, их маски похожи на моретту, но изображают не человеческое лицо, а кошачью мордочку. Они так и называются – гатта, кошечка. Извините, синьоры, но я очень спешу.
С этими словами дамский угодник бросился догонять двух юных кошечек, очевидно желая проверить, крепко ли держатся их маски.
– С ним всегда так, – вздохнул Гольдони, – как увидит симпатичную даму – все сразу бросает и бежит за ней. Ну что ж, придется дальше рассказывать мне. Понимаете, Джорджо, карнавал стоит немалых денег, но, тем не менее, он выгоден всем. Отцам города – потому что в праздниках, соревнованиях и драках народ как бы спускает пар, сбрасывает усталость и злость, которые могли бы в ином случае привести к бунту. Да и торговля в такие дни идет куда лучше, а наши патриции контролируют, в том числе, и мелкую торговлю. А для простого народа, их называют пополаны, – это способ уйти от всех забот, прошедших и предстоящих. И здесь всем помогают маски. Патриции носят их, чтобы неузнанными делать каверзы и проказы, которые в обычной ситуации они бы никогда не сделали. Пополаны в масках могут попасть в места, куда в другое время их бы не пустили – казино, дорогие рестораны, театры, дома богатых людей. Дамы могут заводить интрижки и романы, не боясь быть узнанными. С другой стороны, это рай для мелких воришек. Несколько десятилетий назад Большой Совет запретил ношение масок, кроме как в две последние недели карнавала. За нарушение приказа полагалось тюремное заключение. Но зато уж в эти две недели люди резвятся во всю, используя все возможности, которые дает маска. Уверяю Вас, Вы сами можете завести интрижку с любой дамой в маске, и так никогда и не узнаете, кто она на самом деле – замужняя дама или девица, пополанка или патрицианка, торговка с рынка или монашка.
– Простите, синьор, – решил уточнить я, – Вы сказали, что карнавал выгоден всем. А какую выгоду имеете лично Вы?
– Как какую? К каждому карнавалу я пишу не меньше четырех новых пьес, которые с блеском идут во всех театрах города. Вот и сейчас: три пьесы уже прошли, а премьера четвертой состоится сегодня. Уверяю, там будет аншлаг. Весь город придет смотреть на новое гениальное творение великого Гольдони!
На этом месте писатель вдруг замолчал, а затем быстро зашептал мне на ухо:
– Простите, мой друг, но я вынужден Вас покинуть. Сюда идет человек, с которым я менее всего хотел бы встречаться. Рад был знакомству с Вами, надеюсь, что оказался полезным. Не забывайте нас и наше время.
С этими словами Карло Гольдони исчез в толпе, а я увидел очень высокого, худого и очень нескладного человека, который прошел в двух шагах от меня с унылым выражением лица. Это был еще один великий писатель Карло Гоцци. Два знаменитых комедиографа были в жизни непримиримыми врагами.
Карнавал пел, плясал и смеялся, а мне было пора назад, в Рождество-2005. Но я не жалел расставаться с этим прекрасным праздником. Я знал, что через пару месяцев я приеду на очередной карнавал, и мне будет, о чем рассказать моим туристам.
