Начало июня ознаменовалось удивительным юбилеем — 125 лет исполнилось со дня рождения уникального учёного-самоучки, который стал одним из основных теоретиков, провозвестников современной космонавтики и имя которого до недавних пор оставалось неизвестным. Так же, как и подробности его жизни и смерти. Как такое может быть?
Начиная с 1969 года и до самого завершения американской лунной программы «Аполлон», все траектории пилотируемых полётов на Луну в рамках этой программы рассчитывались по одной и той же схеме, описывающей маршрут, который был назван просто и бесхитростно: «Трасса Кондратюка». Это же, весьма нетипичное для США имя, носит один из лунных кратеров, а также один из астероидов в Солнечной системе. Вот выписка из «свидетельства о присвоении имени малой планете» от 6 сентября 2000 года: «…Малая планета… зарегистрированная в международном каталоге под номером 3084, получила имя Кондратюк в честь пионера советской космонавтики Юрия Васильевича Кондратюка…».
Вернер фон Браун или Шлиппенбах?
Как-то ещё непонятнее стало, не правда ли? Нет, можно сообразить, что некий Юрий Васильевич Кондратюк был, очевидно, физиком или математиком, разрабатывал космические аппараты, связан с космонавтикой и стоял у её истоков, так ведь? Неясно, почему его зовут пионером советской космонавтики, а по трассе его имени летали американцы, а также совершенно невдомёк, почему этого пионера советской космонавтики вообще никаким боком не упоминали, собственно, в СССР? Он что, диссидент?
В самом деле, если полистать учебник истории — в нём о пионере Кондратюке ни слова. Есть некие работы, написанные с большой долей неясности, в которых, в частности, указывается, что Юрий Васильевич Кондратюк в своё время отклонил предложение Сергея Королёва о сотрудничестве — и это, будучи маститым теоретиком полётов на иные планеты. Кое-кто утверждает, что в годы Второй мировой войны Кондратюк работал над созданием немецкого «оружия возмездия» — ракет V-1 и V-2 — под руководством Вернера фон Брауна. По другой версии — он попал в плен к немцам, а потом вместе с фон Брауном был вывезен американцами в США. По третьей — он, собственно, и есть Вернер фон Браун…
Общая проблема всех этих версий заключается в том, что «пионера советской космонавтики» звали не Юрием, а Александром, отчество его было не Васильевич, а Игнатьевич, а фамилия — не Кондратюк, а Шаргей. То есть увековечена должна быть не «трасса Кондратюка», а «трасса Шаргея», да и астероид с кратером должны носить соответствующее имя.
Место и дата рождения этого выдающегося учёного установлены с точностью: 9 (21) июня 1897 года, город Полтава. А вот где, когда и при каких обстоятельствах он завершил свой земной путь — опять же, неизвестно. Да и вся его родословная — вещь весьма сложная. Со стороны матери — ещё более-менее понятно. Предком Шаргея был участник Полтавской битвы, шведский генерал Шлиппенбах (помните, это который «уходит Розен сквозь теснины, сдаётся пылкий Шлиппенбах»). После поражения он остался в плену именно в Полтаве, и через несколько поколений на свет появилась его прапрапра… и так далее — правнучка, дворянка Людмила Львовна Шлиппенбах — матушка будущего учёного, теоретика космонавтики.
А вот со стороны отца — неразбериха и сюрприз на сюрпризе. Начнём с того, что деда нашего героя звали Бендыт Срулевич Шаргей. Именно так. Фамилия эта, скорее всего, происходит от арамейского слова «шрага», то есть светильник, свечка. Шаргей — это «свечник». В современном Израиле, кстати, известен певец Ohad Shragai. Бабушка его, в свою очередь, звалась Фридой Исааковной, в девичестве — Розенфельд (правда, есть записи, в которых она величается Фридрихой Августовной). После смерти супруга она вышла замуж во второй раз за земского врача Акима Никитовича Даценко — при этом крестилась в православие и стала Екатериной Кирилловной Даценко.
Сын Бендыта Срулевича и Фриды Айзиковны, отец будущего учёного, тоже крестился, причём уже из православия в католичество, так что звали его Игнатием Бенедиктовичем Шаргеем. В конце 1896 года этот дважды выкрест, будучи студентом Киевского университета, женился на полтавской дворянке Людмиле Львовне Шлиппенбах. Его беременная супруга, отличавшаяся страстной политической активностью, уже через несколько месяцев после свадьбы приняла участие в одной из демонстраций протеста в Киеве. Её арестовывают, она отправляется в тюрьму, пребывание в которой дало о себе знать самым печальным образом: матушка нашего героя сходит с ума. Остаток дней она провела в доме для душевнобольных.
Докопаться до космоса
Вот в такой вот семье родился сынок, названный Александром. Крёстным отцом его стал «приёмный дед» — Аким Никитович Даценко, а поскольку мать его содержалась в доме скорби — настоящими родителями ему стали дед с бабкой: Аким и Екатерина Даценко. Ну, или Аким и Фрида — кому как больше нравится. Отец же им не занимался: при живой, хоть и сумасшедшей, жене он вступил в гражданский брак с некоей Еленой Петровной Гиберман, и сын перестал для него существовать.
К 13 годам Александр Шаргей стал круглым сиротой. В 6 классе гимназии, прочтя роман Б. Келлермана «Тоннель», в котором повествуется о сооружении тоннеля под океаном между Европой и Америкой, он загорается идеей и разрабатывает проект шахты к ядру Земли — а в процессе разработки как-то незаметно вдруг развернулся совершенно в иную сторону — в космос. Из воспоминаний Александра Шаргея: «Над вопросами межпланетного сообщения я работаю… с 16-летнего возраста, с тех пор как я определил осуществимость вылета с Земли, достижение этого стало целью моей жизни».
В 1916 г. он окончил полтавскую гимназию и поступил в Петроградский политехнический институт, поселившись в семье своей мачехи, Елены Петровны (с 1914 г. во втором браке Кареевой). Но уже осенью его высшее образование «завершилось», его призвали в армию. Призыв не мешает ему завершить рукописную работу, посвящённую проблемам межпланетных сообщений. Рукопись завершена в 1918 году — в ней Шаргей приходит к решениям целого ряда проблем теоретической и практической космонавтики — решения эти будут осуществлены на практике только полвека спустя. К примеру, совершенно не будучи знакомым с трудами других исследователей, Шаргей оригинальным способом выводит формулу движения ракеты — ту самую, которая сегодня известна как «формула Циолковского», хотя тот вывел её иным путём.
Успев повоевать на турецком фронте, прапорщик Александр Шаргей после Октябрьского переворота добрался до Киева. Здесь, уже в 1919 году, он завершает вторую работу, озаглавленную «Тем, кто будет читать, чтобы строить». Тут он уже углубляется в детали: проработки корпусов ракет, схемы полётов к другим планетам. «Мы смогли бы такие вензеля выписывать по Вселенной!» — мечтает он на полях своего труда. В этой монографии присутствует и практическое обоснование двухступенчатого корабля с посадочным модулем — именно по такой схеме американские астронавты и высаживались на Луну.
«Белый? Строй элеваторы!»
В 1919 году его вновь срывают с «гражданки» — Шаргей мобилизован в армию Деникина, но ухитряется оттуда сбежать, прячется в небольшом местечке у знакомых и работает, где только может. Но теперь уже на него охотятся чекисты — он ведь бывший деникинец, классовый враг. Именно тогда на свет появляется человек с паспортом, выписанным на имя некоего Юрия Васильевича Кондратюка: этот паспорт перешёл к Шаргею «по наследству» от реального Юрия Васильевича, скончавшегося в 1921 году.
Товарищ Кондратюк ни в чём предосудительном перед властью большевиков замечен не был, посему получил работу инженером. Осуществлял проекты в Западной Сибири, изобретал и конструировал элеваторы: в том числе гигантский деревянный «мастодонт» на 10 тыс. пудов зерна, созданный без единого гвоздя и просуществовавший до 70-х годов XX века, покуда не сгорел.
К 1925 году Шаргей… простите, Кондратюк, завершает работу над рукописью «О межпланетных путешествиях» и отправляет её в Москву. Но бурные революционные дни уже завершены, вовсю развернулась бюрократическая машина. Рукопись оказывается одобрена, но публикация её стопорится: «изобретателю из глубинки» настойчиво навязывают именитых «соавторов», а он хорохорится и упирается.
В конце концов, брошюра издаётся стараниями и за счёт самого автора — в январе 1929 года в издательстве Сибкрайсоюза, тиражом в 2000 экземпляров. Большая часть этого тиража раздаётся сотрудникам — строителям славного Агропрома, но часть попадает и к другим читателям — например, к рецензенту профессору В. Ветчинскому, великому математику Якову Перельману, а также — к Константину Циолковскому. К слову, к Вернеру фон Брауну этот труд попал, по слухам, даже раньше, чем к остальным вышеперечисленным, правда, каким образом — никому не известно.
А тогда, в начале тридцатых, на Кондратюка вдруг обратили внимание на Родине. В 1933-ем ему в самом деле предложили перебраться в Москву и работать в ГИРДе, потом его приглашал к себе Королёв. Кондратюк отказывается, чем вызывает удивление. Ну, сейчас-то понятно, что он попросту всерьёз опасался, как бы в результате всех этих пертурбаций власти не обнаружили его истинные имя и биографию — хотя, наверное, вряд ли было в мире хоть одно рабочее место, которого бы Александр Шаргей желал бы больше…
Впрочем, как сейчас принято говорить — «время было такое», так что интереса со стороны «рыцарей революции» изобретатель не избежал. На него написали донос, он получил «десять лет по рогам» и отправился в ссылку. Выжил, был освобождён, вернулся к работе, изобретал и исследовал во многих областях… кроме космонавтики.
А с началом Великой Отечественной войны был призван в народное ополчение, в составе которого и пропал без вести в начале 1942 года. После войны его книгу переиздали, имя Кондратюка стало известным среди специалистов. После высадки экспедиции Армстронга на Луну, о «трассе Кондратюка» написала американская пресса, после чего его немедленно назвали на Родине «великим русским учёным» и записали в «пионеры советской космонавтики». Памятники, памятные медали, «бюст на родине героя»…
Интересно, а как бы всё обернулось, если бы ему с самого начала была предоставлена возможность спокойно, не боясь, работать? Где бы сегодня летали космонавты?
