Какие мы? Какими нас видят другие?
«Потерянное поколение»
Кто не обратит внимания на статью в журнале „ Focus“ под хлестким заголовком „Война на обетованной земле – без работы и перспективы молодые российские немцы погружаются все ниже в криминал“ и не сделает соответствующих выводов? Или на интервью в „Nassauischen Deutschen Presse“: „ Криминалитет среди аусзидлеров дает все больше работы прокурорам? “ При этом подчеркивается, что при первой волне переселенцев все было спокойно. Но когда начали приезжать в год по 20 000 и 30 000 российских немцев в Германию, это добавило всем беспокойства. Стоит ли говорить, что подумает простой бюргер, прочитав это. У местных создается впечатление, что проблемы пришли вместе с переселенцами. И это усиливает негативный имидж. Хотя по § 116 GG российские немцы приравнены к коренным, они не выделяются в показаниях отдельной статьей, следовательно, нельзя утверждать, что среди молодых переселенцев криминальных нарушений больше или меньше.
А впрочем, чего греха таить, далеко не все у нас благополучно, и мы это сами знаем. Но ведь это видят и другие. Вот статья Walter’а Bau под заголовком „Изолированные иммигранты“. И подзаголок „Красивые картинки, а потом – реальность“. Позволю себе процитировать: “ Шестнадцатилетняя Ольга зажигает сигарету и делает глубокий вдох. Потом на ломанном немецком рассказывает об одной видеокассете, которую прислали им, было это еще там, в России. “ Это были прекрасные картины на кассете, – рассказывает она. – Великолепные ландшафты, реки и леса. И замечательные города, с прекрасными домами, витрины которых прямо переливались. Нам хотелось скорее оказаться там „,- говорит Ольга. Почти 6 месяцев она живет теперь с ее братьями, сестрами и родителями в маленьком городке. От предполагаемого рая на видео осталося для семьи переселенцев совсем немного. “ Только мой отец нашел небольшую работу, – рассказывает девушка. А старшие братья без работы“. Языковые проблемы, изоляция, разочарование, несбывшиеся надежды – для многих российских немцев лопаются мечты о лучшей жизни в Германии уже вскоре после прибытия. Наркотики и алкоголь типичны для многих поздних переселенцев, – делает вывод Вальтер Бау. – Все чаще российские немцы появляются в уголовных статистиках“. Думается, комментарии излишни.
А вот другая статья, ее автор Александр Дит. „Между двумя мирами оказались переселенцы. Они прибывали с ошибочными представлениями в Германию. Мечты о благосостоянии и беззаботной жизни вызваны, в большинстве своем, рассказами родственников, которые столкнулись уже с реальной жизнью в Германии, ее проблемами, но умалчивали об этом. Жизнь молодых людей оказалась даже сложнее, чем у взрослых. Труднее всего обрести новый круг друзей, отношения со школьными приятелями часто не такие тесные. Так как местные молодые люди отворачиваются от переселенцев, те ищут контакты среди своих. Только немногие умудряются подружиться с местными молодыми людьми. Однако другие от отчаяния или скуки оказываются в сомнительных компаниях. Дорога в преступность больше не дальняя для некоторых“.
В одной из статей в солидном немецком издании молодых переселенцев назвали „потерянным поколением“. Мои дочери тоже относятся к молодому поколению переселенцев, но уж никак бы не сказала, что они – потерянное поколение. Старшая дочка практически с отличием окончила университет, имеет престижную работу, по любви вышла замуж (за местного немца, барона), младшая – учится в университете, мечтает стать прокурором. Обе имеют столько друзей, что телефон у нас дома практически не смолкает. Тоже самое могу сказать обо всех детях родственников моего мужа и наших друзей.
Спросите любого из родителей, и практически каждый скажет, что ехали сюда ради будущего детей, чтобы они были счастливы. Но, приехав сюда, многие стали работать, подрабатывать (чтобы жить не хуже других), а дети остались предоставленными сами себе. Что из этого получается, не трудно догадаться.
Естественно, все мы разные. Хотя есть у нас что-то, объединяющее нас: наше прошлое, наши корни, язык, менталитет и так далее, можно долго перечислять, что нас сближает. И все же, не стоит нас обобщать. Хотя нас воспринимают именно так: «русские» (а наши дети называют себя «русаки»). Кто-то из нас успешнее интегрировался, а кто-то зациклился на своих прежних заслугах, и ждет, что и здесь ему преподнесут на блюдечке с голубой каемочкой аналогичную престижную должность. Кто-то бы остался в Казахстане или России, другой республике постсоветского пространства, и успешно доработал бы до пенсии, а здесь вылетел из обоймы, влачит жизнь социальщика. Такой вот излом судьбы, и сломался, увы, не один и не два.
Для местных бюргеров мы все, образно говоря, на одно лицо. Нас обобщают, каталогизируют и задвигают в какой-то ящик. Я не сторонник коллективной ответственности, и все же, согласна со всеми, кто считает, что мы должны не сидеть и сетовать на непонимание, а опровергать мнение, будто наши – на шее у государства, причем, опровергать, оперируя фактами.
«О полунемцах, толстосумах, «типично» чеченской национальной игре – гольф»
Признаться, грешна, не избежала я тоже того, чтобы не поставить «хлесткий» заголовок к своему материалу, тем, более он просто сам напрашивался. А было это мое первое интервью с немецким коллегой – в то время редактором программы последних новостей Бременского радио (кстати, каково же было мое удивление, когда в перечне статей, по заданною мною тематике, увидела и свои материалы, написанные в разное время. О чем тогда писала, можно судить по заголовкам: «О «словизмах» и желании половить рыбку в мутной воде», «Коренные» и «пристяжные», «В Германии мы русские по нашей же вине», «Если русские, то мафия», «Со временем исчезнет понятие «аусзидлер», и так далее, в этих ста одиннадцати тысячах, собранных Google, есть и моя толика, чем, признаться, горжусь). Но вернусь к моему интервью с Хайнцем Дитером Мендель фон Подбельским, перечитала и подумала, что актуальности, остроты оно не потеряло, поэтому процитирую пару столбцов (других же, цитирую).
«-Кстати, о прессе. Немецкие журналисты предвзято относятся к переселенцам. О положительном не пишут, а стоит произойти ЧП, тут же этот факт возводится в степень. Создается негативное общественное мнение.
– Вопрос действительно тяжелый. В первой волне переселенцев были в основном баптисты, менониты или очень верующие лютеране, которые хорошо знали язык, хоть и диалект. Они очень быстро приспосабливались к новым условиям, среди них не было безработных, многие старались быстрее обзавестись собственными домами. А в последнее время чаще стали приезжать смешанные семьи, дети настолько обрусели, что не владеют немецким языком, не знают традиций, обычаев народа, к которому себя причисляют. Интеграция затрудняется еще тем, что правительство сосредотачивает аусзидлеров в отдельных районах, особенно сельских, где и так мало работы. И оказывается, что среди новопришельцев много безработных, а это подходящий материал для преступных элементов. Боюсь, что эта проблема еще возрастет.
– Считаете непредвзятым освещение в немецкой прессе проблем переселенцев?
– Совсем непредвзятое.
– Переселенцы груз для Германии?
– Чуждый элемент. Скандалы затемняют положительное. На всех падает тень. Такое есть мнение.
– В России были немцами, а здесь стали русскими. Постоянно чужие среди своих?
– Это обычное явление чуждости. Если ты говоришь с акцентом, тем более с русским «р» – ты уже не свой. Приезжие работяги, которые обращаются с лопатой и пилой лучше, чем с компьютером, мало приносят пользы. А эти постоянные конфликты между турецкой молодежью и молодыми переселенцами, насчет того, кто лучший немец?
– Из-за того, что переселенцы, как только приезжают сразу получают те же права, что и местные немцы?
– Даже не потому. Турки из-за своей многочисленности чуть ли 97-ю провинцию в Германии хотели образовать. Так заявил своим верующим мулла в Бремени и настраивал против «проклятых русских немцев», которые приехали со своими многодетными семьями и нарушили все планы. 97-я провинция… Идиотизм какой-то!
«Наследие» гитлеризма открыло широкую дорогу в Германию русским евреям. Я ни в коей мере не антисемит, но ведь порой под маркой евреев приезжают по фальшивкам криминальные элементы. Недавний случай. Три для эмигрант в Германии, и уже пришел покупать угловой магазин для игрового зала. Это беженец-то? Какой только национальности ни встретишь среди толстосумов-приезжих, и каждый старается отхватить лакомый кусочек. Рассказывали, как в Висбадене один молодой человек пришел покупать виллу. Он очень торопился и на ужасном немецком пытался объяснить, что у него всего полдня, а ему срочно нужен шикарный дом. И чтобы было понятнее, открыл чемодан с… деньгами! Или еще одна примечательная «покупка»: чеченцы пытались приобрести поле для игры в гольф. Мы шутили «типично» чеченская национальная игра- гольф, а сами понимали, для чего им на самом деле понадобилось поле – под мини-аэродром. И аналогичных примеров в моих журналистских «загашниках» – море.
– Как журналиста меня интересует: можете ли сказать, что вы – свободный журналист и делаете материалы на любую острую тему без цензуры и купюр?
– Мы обязаны выполнять три закона: равновесие, нейтральность и правдивость. Если я добьюсь разрешения на тему и подам ее однобоко, то на меня налетят, в первую очередь, слушатели, потом коллеги. И вообще, что такое свобода? Как-то один марокканец сказал: «Прогоним французов, и будет свобода». Мой приятель спрашивает: «А что такое свобода?», тот отвечает: «Французы требуют, чтобы мы по правой стороне на машинах ездили. Будет свобода, я захочу – по правой стороне поеду, захочу – по левой». Так что надо еще осознать, что такое свобода. Государство должно играть роль светофора: зажигать красный, когда нужно, и зеленый – когда можно. А то получится, как у русского писателя- диссидента Даниэля «Неделя открытых убийств». Тоже ведь свобода».
Кстати, я привела последний вопрос-ответ, казалось бы, не относящийся к нашей теме, но тоже мне показавшийся красноречивым. Дело в том, что у меня выработалась привычка, еще с того времени, когда была начинающей журналисткой, чтобы показывать готовый материал человеку, которого интервьюировала. В этом случае я поступила так же, тем более что это мой коллега, тоже журналист, представитель немецких СМИ. Господин Мендель фон Подбельский (человек очень приятный в общении и с большим уважением относящийся к России, на протяжении многих лет по различным каналам переправлял туда гуманитарную помощь) прочитал наше интервью, а оно было солидным, на целый газетный разворот и остался довольным. Сказал, какие, по его мнению, наиболее удачные места, а потом попросил, если я не возражаю, выбросить острые места, где он говорит о турках. Что я, естественно, и сделала. Замечу, все, что говорилось о переселенцах и иммигрантах, осталось без купюр.
А сегодня, до того, как сесть за компьютер, поехала в русский магазин. И вдруг меня кто-то окликнул. Поначалу даже не узнала. А потом, конечно же, вспомнила: сосед по общежитию. Почти десять лет не виделись, а встретились, как родные. Этот этап жизни, когда люди, уехав из привычной жизни, оказывались вместе в убогом жилье, именуемом „UEbergangswohnung“, а проще «хайм», чувствуя себя потерянными в новом мире, сближал. Естественно, мы стали расспрашивать друг друга о семьях, о том, как живется. И вдруг Виктор говорит: «А мой отец недавно умер. Помнишь его?» Как не помнить? В отличие от других, он не хотел говорить по-русски, и гордился тем, что он немец, наконец-то на родине своих предков, которая, в чем он не сомневался, рада тому, что они, наконец-то здесь. Не случайно же он (именно он был «паровозиком») привез сюда всех своих пятерых детей с семьями. «Знаешь, о чем нам сказал отец буквально перед смертью? Что он просит у нас прощения за то, что мы приехали сюда. В Казахстане нам было лучше». Что я могла на это ответить? Только выразить соболезнование и посочувствовать.
Делим мы нашу жизнь на «до» и «после». Когда я работала в газете «Пресс- Экспресс», то вела там рубрику «Интеграция», брала интервью, встречалась со многими переселенцами и иммигрантами, видела, как по-разному складываются судьбы. Но все же со временем, не сразу, конечно, но люди привыкают, обживаются, осваиваются, и в один момент ловят себя на мысли, что, возвращаясь из отпуска, думают – наконец-то дома! А что, как ни ощущение дома, и есть интеграция?
