Можно ли за одну ночь превратить простых людей — отцов, рабочих, соседей — в хладнокровных убийц? История 101-го резервного полицейского батальона даёт страшный ответ: да, можно. В июле 1942 года немецким полицейским впервые приказали сделать нечто, что разорвало моральные границы и поставило их перед личным выбором. Не охранять, не конвоировать. А расстреливать женщин, стариков и детей.
Как это произошло — рассказывает книга историка Кристофера Браунинга «Обычные люди», недавно вышедшая на русском языке. Публикуем один из самых страшных её эпизодов — трагедию польской деревни Юзефув.
Утренний приказ
Ранним утром 13 июля 1942 года в польском городке Билгорай раздался подъём. В казармах — тревога. 101-й батальон полиции, размещённый в бывшем школьном здании, готовили к операции.
Кто были эти люди? Семейные мужчины среднего возраста из Гамбурга. Рабочие, служащие. В армию не взяли — возраст не тот. В Польшу прибыли всего несколько недель назад, без опыта действий на оккупированных землях. Они не были профессиональными палачами. Просто — „обычные люди“.
Колонна грузовиков выехала по гравийной дороге. Спустя пару часов — остановка. Юзефув. Обычная польская деревня. Белые домики под соломой. Среди жителей — около 1800 евреев.
Батальон построили перед командиром — майором Вильгельмом Траппом. Его все звали просто „папа Трапп“. Но сегодня их „папа“ был бледен. Глаза блестели от слёз. Голос — дрожал. Он сообщил бойцам: поступил приказ. Сам он считает его отвратительным. Но — приказ есть приказ. Женщин, детей и стариков — расстрелять. Мужчин трудоспособного возраста — отправить в рабочие лагеря. При этом Трапп добавил: если кто-то не в силах участвовать в расстрелах, пусть сделает шаг вперёд. Такие нашлись — один за другим, около десятка человек. Им позволили остаться.
Охота начинается
Приказы были даны. Полицейские оцепили деревню. Началась облава. Евреев сгоняли на рыночную площадь. Тех, кто не мог идти, убивали прямо на месте. Женщин с младенцами не трогали пока. Молча позволяли им идти на площадь.
Майор Трапп не поехал в лес, где должны были происходить расстрелы. Он остался в деревне. Ходил по штабу, сокрушался: «О, Боже, зачем мне это приказали?» — говорил он, не скрывая слёз.
В это время его подчинённые патрулировали улицы. Вытаскивали людей из домов. Стреляли по тем, кто пытался бежать. Всё происходило в тесном маленьком городке. Всё слышно. Всё видно.
Вопрос, который мучил многих: стрелять ли в детей? Свидетели рассказывали по-разному. Кто-то утверждал: стреляли в детей так же, как и во взрослых. Кто-то говорил: старались этого избегать, позволяли матерям вести малышей за руку на площадь. Но капитан Хоффман позже отругал солдат за „мягкость“. Приказ был — действовать жёстче.
Как убивали
После завершения облавы полицейским 1-й роты провели инструктаж. Медик показал куда целиться, чтобы смерть была мгновенной. На рисунке — контур человеческого тела.
Потом колонна грузовиков отправилась в лес. Там — импровизированное место для казни. Группы по 35-40 евреев вели по тропинке. Полицейские — напротив своих жертв. Приказ — лечь лицом вниз. Выстрел в затылок. Чтобы новые группы не видели горы тел, место расстрела каждый раз меняли.
В течение дня колонна смерти работала без остановки. Перерыв — только на обед. После обеда — подвоз алкоголя. Без него стрелять становилось всё труднее.
К вечеру многие стрелки потеряли счёт убитым. Один из них рассказывал: рядом с ним солдат стрелял так неловко, что у жертв „разлетались головы“. Он не выдержал, попросил замену.
Тяжёлое возвращение
Вечером полицейские вернулись в казармы. Потрясённые. Пьяные. Ожесточённые. Молчаливые. Алкоголь лился рекой. Командование не жалело спиртного.
Майор Трапп ходил по казарме. Снова и снова говорил: «Приказ был не мой. Я не виноват». Просил не обсуждать случившееся.
Но и просить не нужно было. Те, кто не участвовал, не хотели знать. Те, кто стрелял, — не могли говорить. Однако забыть не вышло. Уже в первую ночь один из полицейских проснулся в ужасе — он выстрелил прямо в потолок во сне.
Самое страшное
Что пугает в этой истории больше всего? Не то, что преступление было совершено. А то, кем оно было совершено. Не нацистскими фанатиками. Не специально отобранными палачами. А обычными мужчинами. Теми самыми „отцами семейств“, которые ещё недавно чинили обувь, работали слесарями, гуляли в парке с детьми.
Как пишет Браунинг, именно за этим массовым убийством особенно страшно видны „человеческие лица убийц“. Большинство из них могли отказаться. Им дали такую возможность. И всё же — остались. И стреляли.
