12 декабря 2016 года исполнилось 250 лет со дня рождения Николая Михайловича Карамзина (1766-1826), всем нам известного как автора «Истории Государства Российского» и трогательно-сентиментальной «Бедной Лизы». А ведь история его жизни и деятельности намного богаче, чем создание только этих творений.
Продолжение. Начало в №№ 11 (185), 12(186).
Писатель и издатель
Возвратившись из путешествия по Европе, Карамзин принял решение целиком посвятить себя литературной и издательской деятельности. В январе 1791 г. появился первый выпуск журнала «Московский вестник». Открывали журнал стихи самого маститого тогда поэта М.М. Хераскова, были помещены басни И.И. Дмитриева, стихи Г.Р. Державина, но львиную долю занимал раздел прозы, в котором публиковались «Письма русского путешественника» самого Карамзина. «Московский вестник» существовал до декабря 1792 года. Напечатанные за это время в нём «Письма», а также повести «Бедная Лиза» и «Наталья, боярская дочь» поставили автора в ряд ведущих писателей своего времени.
Закрыв «Московский вестник», Карамзин не прекратил издательской деятельности. Он выпускает альманахи «Аглая» (1794-95), «Аониды» (1796-99), трёхтомную хрестоматию «Пантеон иностранной словесности» (1798), журнал «Вестник Европы» (1802-03). Эти издания открыли новую эру отечественной периодики. Белинский писал: «В своём «Московском журнале», а потом в «Вестнике Европы» Карамзин дал русской публике истинно журнальное чтение…, где были не только образцы лёгкого светского чтения, но и образцы литературной критики, и образцы уменья следить за современными политическими событиями и передавать их увлекательно. Везде и во всём Карамзин является не только преобразователем, но и начинателем, творцом».
Преобразователь литературного языка
По оценке П.А. Вяземского, «с «Московского вестника»… начинается новое летоисчисление в языке нашем». Сравните. Вот как писал сам Карамзин в 1783 году (его первый перевод-идиллия Гесснера «Деревянная нога»): «На горе, с коей текущий источник своими струями орошал близлежащую долину, пас молодой пастух своих коз. Эхо его свирели распространялось по всей лощине и производило приятный шум. Тут увидел он старого и сединами украшенного человека, всходящего на поверхность горы, который, опираясь на свой посох, ибо одна нога его была деревянная, тихими шагами к нему приближался и сел возле него на одном камне». Ещё в 1786 году Карамзин пишет тем же стилем (описание летнего леса в переводе поэмы Галлера): «…зелёная нощь разновидно совокупляется тут со светозарным днём. Коль приятна тишина древес! Коль приятно между древами сими раздающееся эхо, когда собор счастливых тварей, исполненных спокойствия, в беззаботном наслаждении воспевает радостные песни». Язык переводов соответствовал лучшим образцам отечественной прозы того времени.
А в 1792 году опубликованная в «Московском вестнике» повесть «Наталья, боярская дочь» начинается так: «Кто из нас не любит тех времен, когда русские были русскими, когда они в собственное платье наряжались, ходили своею походкою, жили по своему обычаю, говорили своим языком?». Карамзин приблизил литературную речь к разговорной, освободил её от архаизмов и излишней торжественности и тяжеловесности, облегчил построение фразы, взяв за основу французский язык, сократил употребление местоимений и предлогов, ввёл много новых слов: впечатление, влияние, эпоха, сцена, трогательный, моральный, занимательный и пр. Более того, он изменил и алфавит, введя буку «ё».
Против новаторства поднялась буря протеста. Возглавил движение за сохранение «старого языка» известный тогда писатель адмирал А.С. Шишков. Он выпустил книгу «О старом и новом слоге», в которой с возмущением бичевал «странный и чуждый понятию и слуху нашему слог» новых авторов и выступал в защиту старого письма: «Древний словенский язык, повелитель многих народов, есть корень и начало российского языка, который сам собою всегда изобилен был и богат, но ещё более произвел и обогатился красотами, заимствованными от сродни ему эллинского языка, на коем витийствовали гремящие Гомеры, Пиндары, Демосфены, а потом Златоусты, Дамаскины и многие другие христианские проповедники. Кто бы подумал, что мы, оставя сие многими веками утверждённое основание языка своего, начали вновь созидать оный на скудном основании французского языка?».
Сторонники Карамзина не менее бурно выступили за «новый слог». Так, обстоятельный разбор книги Шишкова дал П.И. Макаров, издатель журнала «Московский Меркурий». В частности, он писал: «Удержать язык в одном состоянии невозможно: такого чуда не бывало от начала света. Язык Гомера не переменился ли совершенно?.. „Русская правда“ одним ли слогом писана с „Уложением“ царя Алексея Михайловича? Всякий ли француз может ныне понимать Монтеня или Рабле?.. Пройдёт время, когда и нынешний язык будет стар…».
Сам Карамзин в полемику не вступал. Дмитриев настоятельно требовал от него ответа Шишкову. Писатель долго сопротивлялся, но, наконец, пришёл к другу с толстой тетрадью, содержащей опровержение. Зачитал статью, и, сказав, что выполнил волю друга, а теперь хочет и свою волю выполнить, бросил тетрадь в камин. Вот таков он был, шёл своим путём, не отвечая на нападки. Противостояние длилось долго. Вместе с Державиным Шишков организовали общество «Беседа любителей русского слова». В ответ молодые писатели и поэты создали «Арзамасское общество безвестных людей», в которое вошли Жуковский, Пушкин, Вяземский, Батюшков. В конце концов, новое победило. П. Вяземский так подвёл итог борьбы: «Язык наш был кафтан тяжёлый/ И слишком пахнул стариной./ Дал Карамзин покрой иной,/ Пускай ворчат себе расколы,/ Все приняли его покрой».
«Бедная Лиза»
И опять новаторство Карамзина. Милая трогательная повесть «Бедная Лиза» открыла новое направление в русской литературе – сентиментализм. Сюжет короток и прост. Рассказывается о любви крестьянской девушки Лизы и богатого дворянина Эраста, об их встречах у пруда близь Симонова монастыря на окраине Москвы, где жила Лиза. Скоро Эраст разлюбил Лизу и собрался жениться на богатой вдове. Когда он объявил девушке о своей помолвке, в отчаянии бросилась она к пруду, где прошла её любовь, и утопилась. Трогательный рассказ никого не оставил равнодушным.
Повесть вызвала много последователей и подражателей среди русских писателей. Прокатилась волна самоубийств от несчастной любви. К пруду у Симонова монастыря началось настоящее паломничество, он стал называться Лизин, был внесён в путеводитель как городская достопримечательность.
Семья
Начало нового века оказалось поворотным как в творческой, так и в личной жизни писателя. В 1801 году Карамзин женился на Елизавете Ивановне Протасовой. Брак был счастливым, но продлился недолго. Через год Лизонька скончалась от родовой горячки, оставив дочь Софью. Супруг тяжело переживал трудную беременность жены, её кончину. Но время лечит. Спустя полтора года 38-летний вдовец обвенчался с 24-летней Екатериной Андреевной Колывановой, побочной дочерью князя А.А. Вяземского. В одном из писем Карамзин сообщает: «Погружённый 18 месяцев в глубочайшую печаль, я снова нашёл в себе способность к тому, чтобы любить и быть любимым… Моя первая жена меня обожала; вторая же выказывает мне более дружбы».
Молодая семья поселилась в подмосковном имении князей Вяземских Остафьево, здесь Карамзин работал над «Историей Государства Российского». Супруга помогала ему в трудах, переписывала тома «Истории», создала уют, благоприятную обстановку для творчества. В семье родилось девять детей. Живший в одном доме с Карамзиными брат Екатерины Андреевны поэт Пётр Андреевич Вяземский рассказывает о быте писателя: «Карамзин был очень воздержан… в жизни материальной и умственной; он ни в какие крайности не вдавался. Он вставал довольно рано, натощак ходил гулять пешком или ездил верхом в какую пору года ни было бы и в какую бы ни было погоду. Возвратясь, выпивал две чашки кофе, за ним выкуривал трубку табаку и садился вплоть до обеда за работу… За обедом начинал он с варёного риса, которого тарелка стояла всегда у прибора его, и часто смешивал его с супом. За обедом выпивал рюмку портвейна и стакан пива… Вечером, около 12-ти часов съедал он непременно два печёных яблока. Весь этот порядок соблюдался строго и нерушимо…: он берёг своё здоровье и наблюдал за ним…, как за орудием, необходимым для… труда».
Историограф
Карамзин, давно интересовавшийся историей, постепенно пришёл к решению изучить и написать историю России. Но для этого нужны время и деньги. Время могло бы у него появиться, если он прекратит выпуск «Вестника Европы». Но тогда не будет заработка, средств к существованию. После долгих колебаний писатель обратился с просьбой о финансовой помощи к знакомому поэту М.Н. Муравьёву, товарищу министра просвещения, попечителю Московского университета, преподававшему словесность и историю императору Александру в его школьные годы. Ходатайство Муравьёва возымело действие. 31 октября 1803 года был издан императорский указ: «Как известный писатель, Московского университета почётный член Николай Карамзин изъявил желание посвятить труды свои сочинению полной Истории отечества нашего, то Мы, желая ободрить его в столь похвальном предприятии, Всемилостивейше повелеваем производить ему, в качестве Историографа, по две тысячи рублей ежегодного пансиона из Кабинета Нашего».
Так наступил новый этап жизни Карамзина – он стал историографом.
